Его взгляд блуждал по ее лицу, потом он заговорил глубоким прекрасным голосом, а ощущение от его сильных рук проникло глубоко в ее сущность, вызвав странное чувство острого желания, безрассудной готовности. Он лишил ее мыслей, дыхания, неприязни и пренебрежения, которые она обычно связывала с ним. Он поменял роли в их маленькой битве, в этой игре в кошки-мышки, которая каким-то образом началась между ними. Люси это не нравилось, она не могла вернуть руководство событиями в свои руки.
— Как я смогу это сделать? — спросил он, а ее ресницы затрепетали так близко у его губ, которые осторожно скользили по ее щеке. — Я буду везде, куда бы вы ни пошли. Я стану вашей тенью.
Голос нашептывал ей что-то, такой мужской и страстный. Его рот… Боже правый, он почти лишил ее чувств, всего лишь проведя нижней губой по ее щеке. Сквозь полузакрытые веки она видела его темные растрепанные волосы, пьянящий рот, приоткрытый в жадной попытке покрыть ее поцелуями.
— Везде, где будешь ты, там буду и я. Куда бы ты ни пошла, я пойду следом. Я буду с тобой в твоих снах, я буду рядом, пока ты спишь, за твоим столом, когда ты ешь…
О, эта нечестивая нижняя губа, она прикасалась к ее коже, играла с ней, поглаживая и прижимаясь, заставляя приоткрыться губы. Так вкрадчиво и нежно, словно он готов продолжать эту игру вечно.
— Я стану воздухом, которым ты дышишь.
Она медленно приоткрыла веки и поразилась глубокому взгляду герцога, прикованному к ее глазам.
— Вы грозите мне тем, что вряд ли сможете осуществить, ваша светлость.
Его рот легко коснулся ее в легчайшем поцелуе, всего лишь нежном прикосновении, тончайшем намеке на действие, подобно тому как колибри невесомо касается цветка и утоляет свой сладкий голод.
— Смогу. Обещаю. Клянусь. Это мой обет и предназначение.
— Я не хочу этого от вас. Вы разрушите мои надежды. Мои мечты.
— Все, чего я хочу, — войти в твои мечты, стать их частью, Люси.
Эти слова дохнули на нее страстью, которую не предлагали его губы и руки. Она пыталась сопротивляться его объятиям, которые нежным кольцом обвивали ее не только снаружи, но и где-то в потаенной глубине, преодолевая холод и отстраненность. Никому, даже Томасу, она не позволяла заглядывать туда. Но Сассекс желал большего, готов был просить ее о чем-то. Она еще не знала, сможет ли дать ему это, обладает ли тем, о чем он собирается умолять. Она похоронила свои нежнейшие чувства, девичьи фантазии о вечной любви, о белом рыцаре, который непременно явится, чтобы вырвать ее из рук злодеев. Это случилось уже так давно, что она успела забыть о своей вере в любовь.