Проклятая женщина, как она может не видеть в нем ни намека на чувство? Ему нужна не просто герцогиня, а жена и возлюбленная. Любая другая постаралась бы хоть как-то смягчить удар, но только не Люси. Она чертовски ясно заявила о своем отношении, не оставила ему никаких шансов. Она не хочет его. Но он готов биться об заклад, что, вопреки чувствам, она желала получить поцелуй, которым он дразнил ее.
— Боже мой, да что же ты все перебираешь ногами по полу, словно крыса, попавшая лапой в капкан?
— Лиззи, — сказал он со вздохом.
Она рассмеялась.
— Адриан, я никогда не посмела бы предположить, что ты страдаешь от нервов. Может, достать уксус из сумочки?
Он бросил уничтожающий взгляд, но легче не стало.
— Из всех женщин мира ты самая последняя, кто может упасть в обморок, Лиззи. Уж я-то знаю, что нет у тебя с собой никакого уксуса.
Ее улыбка казалась такой чудной в неясном свете ламп. В этот вечер она выглядела ослепительно, с густыми черными волосами, высоко взбитыми и тщательно уложенными вокруг головы. Перламутровые зажимы, которыми была украшена прическа, придавали ей какое-то неземное очарование. В сумеречно-синем платье, сильнее подчеркивавшем благородную бледность кожи, она была сказочно хороша, и он всей душой пожалел, что сестра не может видеть собственного отражения в зеркале.
— Лиззи, твоя красота ослепляет, — сказал он, беря ее за руку. — Честное слово не могу представить себе более привлекательную женщину.
— Нет, можешь, Адриан. Люси Эштон.
Он застонал, не в силах слышать это имя. На протяжении недель он вспоминал о том утре в доме ее отца, когда он поставил ее в неловкое положение. Потом его мысли были вытеснены воспоминаниями о ней, о ее больших грустных глазах. Он очень обидел ее, понимал это, но не мог устоять перед жадной потребностью заглянуть глубже в ее мысли, тайны, это пожирало его, словно яд, просочившийся в кровь.
Она совсем не та, какой казалась со стороны. Она не была равнодушной светской барышней, которой нет дела ни до чего, кроме собственных желаний. Он знал это, только не понимал, почему ее принимали за избалованную, эгоистичную девицу. Из уроков своего отца он усвоил, что не может быть ничего более отвратительного, чем тот, кто проявляет слабость. Светское общество любит лакомиться слабостями за полуденным чаем. Может, и Люси выучила этот урок так же хорошо, зная, что доброе сердце только разжигает порочные аппетиты общества.
Независимо от причины, она уже не была столь далека от него в этот полдень. Поддалась его объятиям, когда он охватил ее прелестное лицо. Одному богу известно, чего стоило собрать последние остатки воли, чтобы держать свой ум — и руки — под контролем. Ему хотелось целовать ее до беспамятства, не оставляя надежды на пощаду. А главное, в ее глазах мерцали искры, которые лучше слов говорили, как она ждет поцелуя. Или ему показалось? Он задавался вопросом не в первый раз.