— Как мило, что Люси вспомнила обо мне, — тем временем продолжала Элизабет под мягкое, успокоительное покачивание кареты. — Она стала мне очень хорошей подругой.
Адриану хотелось надеяться, что однажды Люси сможет стать для нее не только подругой, но и невесткой. Но все идет не так, как ему хотелось бы. Однако надежда еще не умерла. И план все еще требовал осуществления. То, что он пообещал сегодня Люси, совсем не шутка. Он станет для нее воздухом, которым она дышит. Он взял все в свои руки и не позволит Люси найти и защитить своего возлюбленного. Судьба не сможет вырвать ее из его рук.
— Я считаю своим долгом позаботиться о ее безопасности, брат. Для меня невыносима сама мысль о том, что она как-то связана с человеком Орфея.
Можно было не отвечать. Лиззи хорошо знала о том, что он чувствует. Безопасность подруги была для него превыше всего. Так же, как обнаружение и уничтожение Орфея. Страсть и влечение к Люси не могли что-то изменить, на то он и Брат Хранитель. Орфея он схватит, пусть даже она попытается его защитить.
— Ну что тебе стоило вернуться домой немного позже, — упрекнула Элизабет. — Мне кажется, я была уже так близка к тому, чтобы заставить Люси приоткрыть свою тайну.
— Мне жаль.
— В самом деле?
Скрывая смущение от столь прямого вопроса, Адриан откашлялся, продолжая глядеть в окно на сгущающийся туман. Благоразумнее всего было бы не мешать дамам, проводить время так, как им нравится. Но один лишь взгляд на Люси, и куда делась его разумная и дальновидная мысль. Он так захотел находиться рядом с ней, что не мог думать больше ни о чем.
Как прелестно она выглядит, сидя с подругами за чаем в салоне его дома, в его семье, у него. Он не мог насмотреться на нее, отвести взгляд, как загипнотизированный глядя на ее безупречную кожу, прекрасные глаза, на волну, которая пробегала по горлу, когда она глотала. Воображение рисовало, как его темноволосая голова склоняется к ней, губы прижимаются к распростертому нежному телу. Он представил, как языком скользит по хрупкому стеблю ее шеи, чувствуя пульсирующую кровь.
Он остался тверд как сталь и презирал себя за это. Герцог победил в нем мужчину, возобладав над простыми человеческими страстями. В нем проявилось то, что вдалбливал в него отец. Фыркнув, он внутренне усмехнулся, когда вспомнил своего родителя, ханжу самой высшей пробы.
Сам он не был ханжой, но слыл самозванцем. Герцогом и просто мужчиной, который в полной мере подвержен плотским желаниям, стоило Люси Эштон оказаться неподалеку.
— Что произошло с тобой сегодня днем, братец?