— Тогда говори.
Нефрура опустилась в кресло напротив фараона, по привычке кокетливо расправила складки длинного прозрачного платья. Прозрачного, как воздух, сквозь которое светилось её смугло-розовое тело. Из-под длинных ресниц скользнул переливчатый призывный взгляд, обращённый то ли к фараону, то ли к красавцу-воину.
— Твоё величество, я долго не решалась прийти сюда. Ты знаешь, как долго…
Тутмос на мгновение прикрыл глаза, как будто подтверждая справедливость её слов.
— И моя скорбь по отцу велика и не находит утешения, но я вижу, что твоя тяжелее. Я смотрю на тебя, и у меня разрывается сердце. Время идёт, а глаза твои всё ещё обращены в сторону Запада, всё ещё печалятся и тоскуют. Женское сердце способно увидеть многое…
— Всё это только слова, Нефрура. Чего ты хочешь?
Нефрура вздрогнула от этой резкости, но постаралась скрыть обиду.
— Мне нужно твоё слово, только одно слово, мой господин.
— Какое же?
— Разве я могу произнести? Ты его знаешь…
Тутмос устало провёл ладонью по глазам.
— Я очень устал, Нефрура.
— Прости меня…
— Можешь называть меня братом.
— Я бы хотела назвать тебя возлюбленным братом. Если ты позволишь.
— Пусть так.
Она решила не обращать внимания на его безразличие, ведь пришла просить не любви.
— И всё же я не решаюсь рассказать тебе о своей тревоге. Помоги мне…
— Я знаю, о чём ты тревожишься. О нашей свадьбе, ведь так?
Нефрура опустила ресницы, вся — смущение и трепет.
— В дни великой скорби недостойно было думать об этом, хотя сердце моё рвалось к возлюбленному брату. Я сдерживала своё сердце, оно не всегда слушалось меня. Но теперь я словно корабль, оказавшийся в море без единой путеводной звезды. Придворные и жрецы смотрят на меня с непонятной жалостью, шепчутся за моей спиной, и я боюсь, что навлекла на себя твой гнев или чем-нибудь оттолкнула твоё сердце. Скажи мне, кто я? Невеста моего возлюбленного брата или одинокая, покинутая девушка? Этот вопрос я читаю во всех взглядах, устремлённых на меня.
Она лгала, но без всякого опасения, потому что Тутмос всё равно не смог бы разобраться в подобных тонкостях. А он слушал её всё так же равнодушно, совсем не меняясь в лице.
— Может быть, ты прикажешь мне отправиться в Мен-Нофер? Наверное, так было бы лучше и для тебя и для меня. Прости меня, брат мой, я только женщина, боги сотворили меня ею. Скажи мне только одно слово, и камень упадёт с моего сердца или придавит меня совсем, но как бы ни была горька правда, она не будет горше той неизвестности, которая терзает меня сейчас. Я прошу тебя — скажи… Вы, мужчины, почитаете нас слабыми, но порой мы способны нести на своих плечах громаду нашей печали и молча сносить наши муки. Так скажи, сильнее ты меня уже не ранишь.