— Мне сказали, что ты стер ладони, орудуя веслом во время прогулки по Хапи? Не забывай, скоро великое празднество Амона, тебе предстоит грести в священной ладье. Где ещё я найду такого сильного гребца?
Она засмеялась, смешок пробежал и по толпе окруживших её. Тутмос всё ещё сидел на троне ровно и неподвижно, только опустил руки, и распорядитель церемоний с почтительным поклоном вынул из них жезл и плеть, словно взял игрушки из рук ребёнка — ласково, но твёрдо. Немногочисленные придворные, среди которых был и Джосеркара-сенеб, остались возле трона. А верховный жрец Хапу-сенеб, поколебавшись немного, вышел вслед за Хатшепсут.
Молча сидел Тутмос, опустив на колени руки, склонив голову на грудь — голову, с которой уже сняли тяжёлую царскую корону. Казалось, уже ничто не шевельнётся в этом человеке, ни чувство, ни мысль, ни даже ресницы, под которыми и взгляд казался безразличным, ничего не выражающим, словно изображённым плохим художником. Он сидел так долго, долго… Нарушил молчание или, вернее, гнетущую тишину Джосеркара-сенеб — он подошёл ближе, почтительно склонил голову перед фараоном.
— Твоё величество, мы ожидаем тебя, чтобы сопровождать в твои покои.
— Кто это «мы»?
— Ты видишь, как нас мало, — тихо сказал Джосеркара-сенеб.
Тутмос поднял голову и посмотрел на стоящих возле трона людей. Вот они, и их действительно мало — царский писец Чанени, Джосеркара-сенеб, носитель опахала по правую руку Интеф, хранитель царских виноградников Аменемхет, верховный жрец храма Хонсу[79] Беки, несколько незначительных советников, от голоса которых не может зависеть даже прокладка новой дороги в дальнем степате. И всего один военачальник, молодой и ничтожный, годами почти юноша, по имени Дхаути. Вот и вся его свита, которая могла бы уместиться в одной небольшой лодке. И больше никого. Никого!
— Твоё величество, ты желаешь, чтобы мы сопровождали тебя?
— Нет. Разве мало моих телохранителей? Не бойтесь, мне не воткнут в спину нож. Даже этого не сделают…
— Если ты пожелаешь, божественный сын Амона, я отыщу способ переговорить с послами и разъясню им всё, — сказал Чанени.
— Какая разница! — Тутмос безразлично махнул рукой. — Кто они, эти дикари с дальних островов? Послы Митанни даже не испросили у меня разрешения предстать в Зале Приёмов. Они говорили только с ней одной в её дворце…
— И что ещё хуже — с ним! — воскликнул пылкий Дхаути. — А ты, божественный отец, — он обратился к Джосеркара-сенебу, — ты слышал, что рассказывал смотритель Места Правды[80]? Этот человек, руководящий работами по постройке поминального храма царицы, велел изобразить её в виде мужчины, в двойной короне, даже с ритуальной бородкой!