Дождь пошел сильнее, он привел их в чувство. Схватившись за руки, они побежали напропалую через лужи, пока им не посчастливилось остановить такси. Всю дорогу Лео держал в ладонях руку Айли, пальцы ее постепенно отогрелись и перестали дрожать.
Перед домом Айли он попросил остановиться и сделал таксисту знак подождать. Распрощавшись с Айли, он постоял с мгновение молча, внутренне напрягшись. Айли не задала ни одного вопроса, возможно, именно это и восхитило Лео. Когда он вновь опустился на сиденье, ему захотелось петь; поведение Айли превзошло все его ожидания. Хотя глаза и вопрошали: может, еще, только где и когда, — она сумела промолчать, точно воды в рот набрала.
Добравшись до своей конуры и закинув на крючок промокшую шляпу, возбужденный Лео принялся ходить взад и вперед по тесной комнатке, остановился, постучал носком полуботинка по чемодану, угол которого выглядывал из-под койки, и беспричинно расхохотался, — возможно, все-таки не напрасно, — может, придется собирать манатки, чтобы уйти отсюда.
Когда Лео растянулся на кровати, бездумное опьянение начало отступать. Видимо, он произвел на Айли благоприятное впечатление: доверительный, непринужденный и готовый защитить. Он старался вести себя безупречно. Айли сейчас могла думать: Лео все эти годы хранит меня в своем сердце. Глупость! Можно ли делать выводы из мимолетных мгновений? А Эрика? Тоска не угасала. Не рассеивались терзания из-за того, что поддался сомнениям и не смог одолеть страха. Боль, правда, порой утихает, но лишь затем, чтобы снова набрать силу. К тому же было бы глупо полагать, что у Айли никого нет. Может, просто жалость к брату заставила ее снести объятья Лео. Встреча с Лео пробудила печальные отзвуки: Айли невольно вспомнила Рауля и мыслями своими вернулась в далекую девичью пору, когда она отважно прятала беглецов.
Очень возможно, что именно в эту минуту муж отчитывал Айли — где шлялась? А дитя в соседней комнате хнычет и зовет к себе мать.
Лео помрачнел. Он только что радовался, что Айли не пыталась его связать и ухватиться за него, — она и не хотела больше встречаться. Случайно проведенным вместе вечером все и ограничилось.
Судьба отплатила Лео за его трусость. Будто наяву подступила к нему Эрика, грустно усмехнулась, вытянула губы и прошептала: а я ведь считала тебя человеком. И была права. Лео так и суждено жить в одиночку, ведь ему уже за тридцать. В комнатушке царит дух запущенности. Ощущение какого-то временного пристанища. Так оно и есть, его свобода и независимость — сегодня золото, завтра сколото. Что там еще думать об этом? Одному хорошо есть, вдвоем хорошо спать. Жалким выглядело его существование. Не нужно было и света включать, чтобы увидеть на потолке желтое пятно, крыша протекала. Теснота отпечатывала на его теле синяки — он то и дело на что-то натыкался. Стул с отваливающейся спинкой, шаткий, с точеными ножками стол, вместо платяного шкафа — пятидюймовые гвозди в стене, будто уставленные в ряд зубья бороны: на углу плиты закопченная сковородка, и, наверное, он опять забыл помыть молочный бидончик.