Над белоснежной скатертью обеденного стола чуть слышно позванивали стеклянные трубочки абажура, они как просвечивающие карандашики свисали в несколько рядов, и обычная электрическая лампочка отсвечивалась в них перламутром.
Окна были завешаны толстыми гардинами, находившиеся в комнате люди отделены от остального мира как-то особенно надежно. Неужели его, Лео, снова укрывают и его пребывание здесь необходимо любой ценой сохранить в тайне? Может, он вообще вечный дезертир, на котором, по велению судьбы, незаметно и сама собой нарастает защитная оболочка, поскольку только в ней он и может сохраниться.
Они сидели за столом в обществе Айлиной матери, предлагали с подчеркнутой вежливостью друг другу закуски, пили из маленьких рюмочек холодную как лед водку и опять тихо беседовали о разных мелочах, избегая тем, которые хотя бы в малейшей степени затрагивали сложности жизни. Взгляд Лео задержался на стоявшем в полумраке книжном шкафу, там за стеклом он заметил фотографию двух молодых людей. В одном он вроде бы признал Рауля; однако о потерянном сыне в этот вечер разговора не было.
Казалось, все трое в одинаковой мере наслаждаются и мигом спокойствия, и своей тактичностью, большие горести они оставили за порогом. Растворявшиеся в полутьме стены создавали представление, что собравшиеся парят в безвоздушном пространстве, лишь ножи, вилки и рюмки были теми магнитами, которые удерживали их в реальности, белоснежный овал стола, как островок, объединял их.
После полуночи мать Айли встала из-за стола. Лео проводил ее взглядом. Возможно, хозяйка спешила куда-нибудь в гости? Навряд ли она вырядилась ради Лео: прическа, черное облегающее платье, на шее сверкало какое-то ожерелье. На лакированных каблучках отражался лучик света, задержавшись на миг на пороге, хозяйка нащупала на стене другой комнаты выключатель.
Лео тоже собрался было уходить, он уже изготовился по-великосветскому откланяться — вечер начался редкостным гиацинтом, достойным образом следовало и удалиться. Однако Айли звонко рассмеялась и сказала, что под новый год не подобает ложиться столь рано. Будет еще ликер и кофе.
И вот уже зазвенели чашечки на диванном столике, усевшись рядом, между подушек, они отпивали кофе и бесцветный ликер. Лео расслабился на мягком сиденье, отодвинулся от желтого света торшера и признался неожиданно даже для себя самого:
— Да мне и не хочется уходить.
Айли склонила голову к его плечу и прошептала:
— Ты и не должен уходить.
Может, лишь на мгновение Лео стало не по себе. Первоначальная строгая сдержанность и теперешний кошачий уют порывались отождествляться со сценами какого-то приторно-слащавого репарационного фильма.