На второе военное лето в воротах хутора появилась какая-то женщина, ведущая за руку маленькую, светловолосую девочку. Сказала, мол, Абель, перед тем как отправиться на грузовике в Россию, велел, если будет туго, привести ребенка на прокорм в Мурака. Амалия не знала, то ли ей плакать, то ли смеяться, Эрнст уставился на маленькую сводную сестренку, что бычок на новые ворота, он так и не привык к ней и обходил стороной. Оправившись от растерянности, Амалия решила: ребенок не виноват в том, что ее Абель ходил кобельничать в город. Однако на этом испытания муракаской хозяйки не кончились. Едва прошел месяц, как притопала другая бабенка из города и повторила те же слова, что и предыдущая. К маленькой сестренке Эрнста добавилась еще одна, чуточку постарше, крепкого сложения, темноволосая, и все удивлялись, что девчушка как две капли воды похожа на Амалию. Что ей оставалось делать, кроме как взять под свое крыло и второго ребенка. Девочки быстро пообвыкли, хорошо между собой ладили, они бегали за приемной матерью на покос и на выгон, и вскоре Амалия уже говорила про них: милые мои цыплятки. Муракаская хозяйка не стеснялась бывать с девочками на людях, ходила с ними в церковь, в поселок или на праздник поминовения погибших в освободительной войне — к бронзовому солдату, возле которого деятели из самоуправления в иванов день с трибуны, украшенной березками, произносили речи. Вскоре Амалия уже похвалялась деревенским бабам, какие хорошие у нее девочки: и грядки выпалывают, и овец из одного загона в другой перегоняют. Амалия не переставала удивляться, мол, у ее городских ребятишек работа сидит в крови, а она-то думала, что на булыжных мостовых вырастают одни лишь вертихвостки.
И все же для соседей не осталось не замеченным, что хозяйка Мурака то и дело бросает озабоченные взгляды на дорогу, боясь, видимо, не пожалует ли еще какой отпрыск Абеля.
Прослышав о черных днях хутора Мурака, Лео, придавленный первым кругом усталости от жизни, с чувством стыда подумал о человеческом недоброжелательстве. Появление внебрачных детей Абеля кинуло деревенским кость в зубы. Когда медлительные люди входят в раж, они без устали талдычат об одном и том же. Амалию поддевали и высмеивали, кто как мог. То и дело по поводу хозяйки отпускались глупые шутки. Просто удивительно, что Амалия не сбежала от людей на болотный остров. Деревенский люд копался в мусорном ящике памяти, припоминались старые истории, говорили, что Абель и до женитьбы был охоч детишек стряпать, только пусть Амалия не беспокоится, великодушно утешали ее, те дети уже взрослые и на своих хлебах. Перемывали косточки и Вильмутовой матери, всяк знал, как Абель в свое время осаждал ее, ходил по ночам под окно спальни пугать молодоженов, хотел отбить у отца Вильмута его жену. Тот схватился в сердцах за ружье и вынудил Абеля отступиться. Тогда хозяин хутора Мурака и посватался к первой попавшейся девушке, даже не взглянул, прямые ноги у Амалии или кривые. Этим люди задевали ее больное место, литые ноги Амалии и впрямь были колесом. Случалось, что Амалия уставала от людской злобы, и все же она не обдавала насмешников руганью. Ее охватывали слезы, коренастая, средних лет женщина, словно ребенок, терла кулаками глаза и, всхлипывая, бубнила, что угораздило же Абелю запропаститься с красными в России, теперь нет никого, кто бы постоял за нее. Эрнст стыдился деревенских пересудов, он открыто страдал, лицо его каменело. Было видно, что его трясет от ярости, но он не давал свободы чувствам, воспитывал в себе железную волю, на защиту матери не вставал, давая понять, что он выше людской низости.