Когда еще была в живых жена Вильмута Эрика, то и она успела надоесть Лео. В присутствии Эрики его охватывала странная истома. Ее взгляд, голос, даже шаги за стенкой выматывали его. Необычная усталость разбивала его, у него появлялось желание куда-то провалиться. Он пытался внушить себе: Эрика — пустое место. И все же его влекло к ней, чтобы снова мучиться, испытывая одурманивающее и обессиливающее отвращение. С какой-то неприязнью, но все же зачарованно следил он за тем, как по лбу суетившейся Эрики скатывалась капелька пота; следил за ее сильными пальцами с коротко стриженными ногтями, когда она подавала на стол глиняную миску с дымящейся картошкой. Удивительно гибкими казались ее руки, будто она и не таскала всю жизнь котлы, ведра, подойники.
Эта в какой-то мере неуклюжая женщина притягивала Лео своей скрытой, сохранившейся с девичьей поры силой. Со временем, начитавшись кое-чего и помимо специальной литературы, Лео пытался объяснить себе, что при виде Эрики в нем оживают животные инстинкты, они таятся в каждом мужчине, грубое обладание прельщает мужчин больше, чем завлекание изнеженных и капризных женщин. Неженки не способны на сильные страсти, они бесконечно плачутся и лепечут о каких-то пустяках, то и дело льют слезы и стараются изо всех сил походить на фарфоровых куколок.
В молодости Эрика сумела потрясти Лео, и он не желал вытравлять из памяти тот миг, хотя все сопутствующее и было достаточно грязно и отвратительно. Как бы время ни трепало Эрику, как бы ни черствел сам Лео, все же их соединяла прозрачная стеклянная нить, которая даже от дыхания болезненно звенела.
Находясь у Вильмута, он готов был до утра пить с другом, пока тот, пьяный и вконец разбитый, не повалится рядом с женой, не в состоянии и рукой пошевельнуть.
Отвращение, смешанное со сладко журчащей усталостью. Иногда он трезво и сурово спрашивал себя: почему Эрика должна еще пребывать на свете? От нее следовало держаться подальше. Но он чувствовал, что потрепанная временем Эрика в душе остается прежней. Лео не сомневался, что в какой-то непроглядной глубине Эрика сохраняет их общее воспоминание, и это не было мертвой залежью.
И вдруг все кончилось.
Эрика угодила на неосвещенной проселочной дороге под грузовик.
Вильмут через день ездил на поезде в районную больницу навещать жену. Она так и не пришла в сознание. Каждый раз при возвращении, дожидаясь обратного поезда, Вильмут пил в вокзальном буфете, там же, в станционном кабаке, на краю грязного столика, он всегда писал Лео письмо. Он царапал свои скудные строки на случайной бумаге, каракули выдавали, что Вильмут вдрызг пьян. На письмах отсутствовал адрес отправителя, даже имени своего Вильмут избегал, заканчивал одними и теми же словами: твой несчастный друг.