— В двенадцать! У нас в это время съемка!
— С военным оркестром Девятого военного округа, отрядом бойскаутов, его милостью епископом Монтальчино, представителями Организации ветеранов африканских войн, с оркестром, который будет играть марши наших абиссинских полков одновременно с музыкой другого оркестра. Валь ди Сарат прибудет лично, чтобы получить памятную медаль из рук своего дяди, полковника карабинеров Убальдини. Профессор Дзаини из Сьенского университета будет представителем премьер-министра, а генерал кавалерии Бассарокка, если здоровье позволит ему, — генерального штаба.
— Это умышленная, холодно рассчитанная атака на нас, на то, что мы делаем.
— Называйте как угодно, но это патриотическая манифестация. Статуя поставлена на моей земле. Дорога принадлежит государству, а деревня, да, собственно, и весь ландшафт — мне.
— Почему нас об этом не предупредили?
— Разве правосудие предупреждает преступника о своем приближении?
Продолжать разговор было явно бессмысленно. Таку попробовал задобрить спаниеля ласковым жестом, но верное хозяину животное огрызнулось. Режиссер присоединился к своим сотрудникам, ассистенты ждали его с легким беспокойством.
— Бесполезно, — злобно сказал он. — Тут нужны какие-то дипломатические меры. Свяжитесь по телефону с Союзной контрольной комиссией. А пока что разверните камеру, сосредоточимся на съемках немцев. Крупным планом. Этому помешать они не смогут.
Съемочная группа тут же развила лихорадочную деятельность. Третий ассистент принялся звонить в Союзную контрольную комиссию, но поскольку синьор Виретто, начальник почты, являлся членом ударной бригады имени Первого Мая и, собственно говоря, похитителем сценария, телефонная линия почему-то оказывалась занятой в течение многих часов. Предпринятая наконец попытка отправить телеграмму тоже не увенчалась успехом, поскольку синьор Виретто исказил текст.
Тем временем немцев построили для режиссерского смотра. Под назойливые покрикивания ассистентов Ганс неохотно надел мундир с погонами капрала-артиллериста и позволил загримировать себя. Потом вышел из домика с другими новоприбывшими и в холодном солнечном свете встал в строй. Было что-то знакомое в рельефе местности, в причудливом изгибе горной вершины, представляющей собой не пик, а запятую; в большом кресте на холме; в протяженности долины от пастельных теней и серебристости олив до мрака недоступных свету глубин; в купе кипарисов на кладбище, напоминавшей наставительно поднятые пальцы византийского святого на иконе. Сан-Рокко!
Ганс почувствовал, как но спине поползли мурашки страха, как словно бы иглами закололо щеки. Надо бежать, пока он не видел ничего, кроме декораций деревни; пока его не привели на место преступления и не ткнули носом, будто щенка. Тем более, пока его не узнали.