— Чего ты такая сердитая? — спросил Ганс.
Девушка не ответила. У Ганса возникло желание оставить ее, но потом он увидел, что отвратительная ведьма без шеи выжидает минуты для нанесения coup de grace[43]. На сей раз молчание нарушила Тереза:
— Почему не уходите?
— Потому что намерен остаться, — ответил Ганс.
— Странно.
Она бессмысленно рассмеялась, потом впервые взглянула на него. Взгляд ее был испытующим, недоверчивым.
— Хотите отправиться в постель?
— Пожалуй, — ответил с легкой неловкостью Ганс.
— Тогда почему не пойдете с другой? Я не ваш тип. Не тот, который нравится немецким офицерам.
— Я вполне способен сам составлять свои мнения, — чопорно ответил Ганс, так как не мог допустить, чтобы столь величественное сообщество, как каста немецких офицеров, подвергалось классификации.
Тереза рассмеялась к раздражению сводни, начавшей довольно громко бормотать себе под нос. Тут Ганс заупрямился и решил довести дело до конца.
— Примирись с тем, что я остаюсь, — сказал он, — и объясни мне обычай ритуал подобных заведений. Я с ним незнаком.
Злобно глянув на него, Тереза заговорила:
— Для начала берете мне бокал самого дорогого вина. Когда я выпью его берете еще. Потом еще. Затем я подзываю подругу, и мы снова пьем. Потом я съедаю бутерброд, за который с вас дерут втридорога. Потом снова пью. Потом подходит цветочница, я застенчиво гляжу на вас, и вы покупаете мне цветок. Потом я пью еще — и если достаточно опьянею, там посмотрим.
— Ничего не посмотрим, — резко ответил Ганс. — Меня трудно обмануть и если я буду вынужден платить за все то, что тебе, собственно, не нужно и чего я, собственно, не хочу тебе покупать, то буду рассматривать это как предоплату, так что примирись с этим.
— Почему вы все время мигаете? — спросила Тереза.
— Потому что воюю с сорок первого года почти без отпуска.
— И от этого начинают мигать?
Она явно старалась разозлить Ганса, и Гансу захотелось оказаться на месте Бремига. Бремиг уже сидел за другим столиком, смеялся и шутил с полной венецианкой; они целовались, что-то рассказывали друг другу. Уловив взгляд Ганса, он вытянул шею, словно бы говоря: «Дуралей, вечно выбираешь самую трудную дорогу».
— Хорошенькая, правда? — спросила Тереза.
— Божественная, — язвительно ответил Ганс. Тереза снова рассмеялась.
Подошел бармен.
— Бутылку самого дорогого шампанского, — заказал Ганс, — пару бутербродов и букетик цветов. Побыстрее.
— Две бутылки шампанского, — сказала Тереза.
— Три, — сказал Ганс, — и стакан молока для меня.
— Одну бутылку, — сказала Тереза.
Бармен, пожав, как обычно, плечами, удалился.