В кишлаке поднялся вой. Мы, не задерживаясь, бросились в погоню. Но догнать банду не удалось. Возле этих развалин — а тогда они не были развалинами и назывались колодец Кок-су — сделали короткий привал. Комбриг собрал командиров и отдал приказ: оставить раненых, в том числе и его, у колодца, а самим преследовать банду и разгромить ее.
Раненых перенесли в кибитку хранителя колодца. Седобородый туркмен и его внук помогли уложить бойцов на старые кошмы, которые устилали пол. Комбрига положили у стены и накрыли шинелью. В кибитке было так же холодно, как и снаружи, только не дул ветер.
С ранеными остались узбек Махсум, семиреченский казак Савчун и я. Мы разожгли в очаге огонь, вскипятили в котле воды. Раненые, обжигаясь, по очереди пили из кружки кипяток.
Внук хранителя воды был примерно одного возраста со мной. Кутаясь в рваный стеганый халат, он с завистью смотрел на меня: такой маленький, а уже в военной форме.
— Ты тоже красный солдат? — спросил он по-узбекски.
— Да, — ответил я и, вплетая в свою речь узбекские слова, попытался рассказать ему о том, что был сиротой, долго скитался, пока не встретил кавалерийскую бригаду и ее командир Григорий Васильевич, который лежит у стены раненный, не взял меня к себе «сыном бригады». Не знаю, как он меня понял, но все время кивал и улыбался. Потом ткнул себя пальцем в грудь и сказал:
— Джаббар.
Мы познакомились. Я вытащил ферганский нож с белой костяной ручкой — это была моя ценность, мой боевой трофей — и протянул Джаббару.
— На, возьми на память.
— Йок, йок! Нет, нет! — Джаббар замотал головой. — Не надо.
Я вложил в его руки нож.
— Бери! На память. Понимаешь?
Джаббар сверкнул глазами и торопливо спрятал подарок за пазуху.
Мы подружились. Джаббар притащил вязанку саксаула и помог мне поддерживать огонь. Потом пришел старик и принес кусок свежей баранины. Вскоре в кибитке вкусно запахло жареным мясом. Бойцы перестали стонать, притихли в ожидании еды. Махсум колдовал над котлом. Старик и Джаббар ушли кормить овец.
— Степан, — позвал меня комбриг, — помоги завязать.
Я помог Григорию Васильевичу перебинтовать раненую ногу.
— Тебе не страшно? — спросил комбриг.
— Нет!
— А если басмачи налетят?
— Отобьемся! — храбро ответил я.
Григорий Васильевич похлопал меня по плечу:
— Молодчина!
Вдруг дверь распахнулась, и в кибитку заскочил встревоженный Савчун:
— Товарищ комбриг! На горизонте всадники!
В кибитке сразу стало тихо. Раненые бойцы тревожно смотрели на комбрига. Шелест потянулся к окну:
— Помоги!
Савчун подставил плечо. Комбриг недолго всматривался в даль. На головах всадников белели чалмы. Сомнения не было — басмачи.