По большому счету выродки были не страшны – заметил издали, можно хоть сейчас отстрелять. Но патроны… Пять коробочек по десять, да плюс та коробочка «шершней», что майор дал – и все. А впереди путь не близкий и неизвестно еще, что приключится. Пусть себе копаются… Поправив ремень винтовки, висящей за спиной, и сунув бинокль обратно в подсумок, Добрынин свернул налево, и, пробравшись через подлесок, отгораживающий железнодорожную насыпь, выбрался к рельсам.
Яма внушала уважение. После той ночи он тут больше не бывал – как-то закрутилось все, завертелось… Сначала воевали, потом мирились, а затем уж и в поход собирались… Но Паникар, помнится, говорил, что воронка получилось знатная, и Добрынин теперь убедился, что это так. Солидный кусок насыпи просто исчез, как не было; взрыв разворотил ее, оставив здесь огромную яму. Это какая же силища нужна, чтобы поднять в воздух такую уймищу грунта?! Данил усмехнулся – Бабах знал толк в своем деле и доказывал это с завидным постоянством.
И все же, хотя часть насыпи и была уничтожена – даже с первого взгляда было видно, что над веткой основательно поработали. Все перекрученные и порванные рельсы, здоровенные куски бетонных шпал – аккуратно отрезаны и уложены в сторонке, пути расчищены от обломков, почти до самой ямы с обеих сторон подведено новое полотно. Восстановить пытались?.. Даже гадать нечего – работа Братства, больше некому. Пытались восстановить путь, но что-то не срослось? Получается, что в сторону Пензы им теперь хода нет…
Постояв немного на краю ямы, которая из-за дождя превратилась в заполненную водой западню с опасно оползающими стенками, и полюбовавшись на побочный результат диверсионной операции, Добрынин потопал дальше.
Пока шел мимо зоны – все посматривал на «зеленку». Лесок, отгораживающий ее от железнодорожного пути, разросся – хотя раньше, говорили, тут и было-то три деревца и два кустика – и надежно скрывал ее теперь от глаз назойливого наблюдателя. Что там и как – Данилу всегда было любопытно, но останавливал страх. Те первопроходцы… Так ведь и исчезли из собственных отсеков. Как, куда, почему – никто не знал. Будто растаяли в воздухе… А может даже и растаяли – поди знай. Отсеки были заперты изнутри, второго выхода просто не было – ни окон, ни дверей, и через вентиляцию не пролезть – туда разве что малой ребенок поместится… Когда вскрыли – в отсеках чистота и порядок, никаких следов борьбы… Исчезли люди, как не было…
Размышления его вдруг прервал долгий тоскливый вой издалека и затем – зловещий хохот, от которого словно морозом продрало кожу на спине, от копчика до загривка. Данил дернулся было, ухватившись за рукоять дробовика, но тут же, установив источник, через силу усмехнулся – Сазань-гора в очередной раз напоминала о себе. Днем этот вой звучал как-то… неуместно что ли. Другое дело – ночью. То-то Губа тогда испугался… В окрестностях Убежища не слыхать, а сюда он за всю свою жизнь после Начала хорошо если раз-другой выбирался. Вот еще тоже загадка… За все время, что сталкеры заново осваивали город, пробраться на Сазань-гору так никому и не удалось. Сначала на цепь локалок натыкались, излучение шпарило за тысячу, а потом, лет через пять, когда уже можно было попытаться в демроне пролезть – хохот не пускал. Демронов мало – а хохот жуткий, небольшой компанией лезть не очень-то хотелось…