Что же не так?..
– Движение, двенадцать часов!
Ну вот, а говорите – пусто! Накаркали, сукины дети! Добрынин мгновенно упал на колени, зашарил взглядом, пытаясь нащупать цель.
– Где? Точнее! Кто говорил?!
– Букаш на связи. Движение на двенадцать. КПП, основное окно! В глубине комнаты!
Данил, сориентировавшись, переместился чуть правее, занимая удобное положение, всмотрелся сквозь деревья в бетонную коробку пропускного пункта… Есть! КПП второго периметра стоял неподалеку, метрах в тридцати – такой же облупившийся, с провалившейся крышей, ветхий, сиротливый, как и все вокруг. И в большом окне что-то маячило. Что-то большое, темное… черное. Черное?!. Твою же мать…
Данил, медленно отложив винтовку, дернул пряжку, вытащил из подсумка бинокль… Приложил к очкам, выбирая фокусное расстояние, нашарил оконный проем… и, поперхнувшись, выдохнул судорожно, прерывисто, выпуская воздух сквозь стиснутые до скрипа зубы. В глубине комнаты стоял мальчик. Тот самый мальчик из детского сада. Тот самый, с фотографии из коричневого планшета, на обороте которой было написано: «Сережа Родионов, 6 лет».
Полковник Родионов.
Хранитель.
Он стоял неподвижно – и смотрел прямо на Добрынина, в упор, давая понять, что ясно видит наблюдающего за ним человека. Черты его лица, голова, тело, вся фигура – вздрагивала, колебалась, ходила волнами, вспухая вдруг черными выпирающими из тела кляксами-ложноножками – и вновь возвращалась обратно, принимая на мгновение вид нормальной человеческой кожи. Он стоял – и словно ждал чего-то, колебался, не зная, как ему поступить…
Добрынин, сжав до боли рукоять «Винтореза», чудовищным усилием воли погасил желание вскинуть винтовку к плечу и нажать на спуск, длинной очередью перечеркнуть это маленькое тельце, ударить из подствольника термобарическим, выжигая напрочь все внутреннее пространство КПП. Рефлексы орали: вот он! Перед тобой! И в этот раз у тебя есть оружие, которое может справиться с ним! Стреляй! Убей или оно убьет тебя!..
«Покажи ему, кто ты…»
Выпрямившись во весь рост, он, неловко пихнув бинокль в подсумок, шагнул из-за дерева, поднял руки к шее и принялся нащупывать замки-фиксаторы шлема. Щелкнул одним, другим, третьим…
– Командир! Ты чего??! Сто шестьдесят рентген! Сгоришь на хер! – коротко ахнул наушник голосом Хирурга – но Данил не обратил на это не малейшего внимания. Щелкнул последним замком, вдохнул побольше воздуха, задерживая дыхание – и потянул шлем с головы.
Фигура в окне шевельнулась. Мальчуган единым плавным движением придвинулся к окну – и теперь стал виден уже не как смутный силуэт, а совершенно четко. Он внимательно глядел на человека – и лицо его постепенно разглаживалось, приобретая четкие очертания. Исчезла рябь… успокаивались волны под кожей… все меньше и меньше лезло наружу клякс и ложноножек, и тело больше не ходило ходуном. И… он улыбался. Постояв несколько мгновений, словно убеждаясь, что его заметили и опознали – он вдруг