Густой травяной дух отвара бесцеремонно врывался в ноздри сладкой тревожной волной.
─ Михаил Иванович, – обратился к майору Кторов, – похоже, что альтернативы этому зелью просто нет. Будем пить.
─ Альтернативы! – Взъелся Колчанов. – А вот я сейчас арестую этого человека без паспорта, доставлю в отделение, а там посмотрим, есть альтернатива или нет!
─ Выпей, майор, – спокойно сказал Отшельник. – Он прав, выбора нет. Завтра с первыми лучами солнца я уйду в другой мир. Ты не успеешь никуда меня доставить. Могила разрыта и душа моя уже улетела, ее здесь нет. Не веришь – не надо. Бери, веди – я не стану убегать. Я уже убежал. Навсегда.
Колчанов молчал. Кторов вынул носовой платок и протер верхний край котелка:
─ Ну, вы как хотите, Михаил Иванович, а я выпью.
Он поднёс посудину к губам и, не отрываясь, большими глотками выпил половину обжигающего рот отвара.
─ Фу! Похоже по вкусу на очень крепкий зеленый чай с хвойным привкусом. Будете? – Он протянул котелок майору.
─ Уйду на пенсию тунгусским наркоманом! – Рассержено выдал майор и, следуя примеру товарища, допил вторую часть зелья.
─ Ложитесь на шкуры и закройте глаза! – Отшельник взял в руки бубен и старую сухую кость. – Я буду говорить, и сначала вы не узнаете этих слов, но сон переведет их на ваш язык и раскроет смысл в долгих картинах судеб и скитаний.
* * *
Тихо, нехотя загудел «Огонь Хэглуна» под ударами, почти полвека ждала старая кожа своей песни. Отвыкла. Никак не могла вспомнить, как она поёт, не поверила сначала, что её разбудили. Но сухой, гортанный крик шамана вырывал ее с каждым словом из многолетнего сна: «Проснись мой конь, о бесстрашный и великий «Огонь Хэглуна!» Собери всех сэвэков, поскачи со мной в мир прошлого, поведай все, что просит сон наших гостей! Скачи! Скачи! Ай-хай! Ай-хай!»
Проснулся бубен, запел, заплясал, поскакал, полетел в руках шамана, коснулся верхушки деревьев, пробежал по звериным тропинкам, разбудил спящих птиц и увидел! Увидел! Огромную светлую дыру в чёрном небе – путь к прошлому, настоящему и будущему – Нянгня Сангарин!
Подхватил конь шамана, помчался в ночном небе и бросился отважно со своим седоком в ворота истины и вожделений.
* * *
Последнее, что увидел Колчанов в реальном мире в эту таинственную ночь, – посапывающего доцента в съехавших на пончик носа очках. Крик шамана бросил его в тёмную бездонную пропасть, он упал на широкую пушистую спину подхватившего его зверя, и сказочным наездником понесся по темному коридору между отвесных скал пропасти. Незнакомые, чужие напевы били в затылок мягкой тяжёлой колотушкой, зверь на бегу повернул голову и оскалился. Глубокие изумрудные глаза холодным ветром обдали разгоряченное лицо майора, оскал крупной пасти показал белые чистые клыки.