Все замолчали. От группы стариков поднялся и подошел низкорослый тунгус в тёмно-синем халате.
─ Я буду!
─ Собирайся – с нами пойдёшь! Собирайся по-хорошему! А то… – Монастырёв погрозил старику револьвером.
─ Понял. Иду, – тунгус направился к своему чуму.
─ Двое – сопровождать! – на всякий случай определился командир.
Двое бойцов пошли за стариком.
─ Поедим у них? – спросил Монастырёва один из ближних конников.
─ Нет! Потом свой привал сделаем – отравят еще.
Люди стойбища собрались в центре поселения. Затихли дети, заскулили и забились по укромным местечкам веселые щенки – беда пришла. Все молчали, говорить нечего. Привыкли уже, лишнее скажешь власти – пуля твоя.
Монастырёв уверенно направил лошадь через маленькую толпу к чуму шамана:
─ Пусть все чертовские штучки с собой берёт. Проследите. Иначе сожгу прямо здесь!
Заворчали старики, завыли женщины, заплакали дети.
Старик вышел из чума в чудном колпаке с рогами, в руках бубен и две палки с резными конскими головами. На своем языке обратился к соплеменникам. Говорил недолго, громко, уверено. Все затихли. Девочка лет двенадцати подбежала к нему, упала на колени и прижалась к ноге, обхватив халат грязными ручонками. Старик улыбнулся, оторвал от бубна какую-то железячку, вложил девочке в руку.
─ Внучка моя! Плачет. Сейчас моя идет, начальник! – Пояснил шаман.
Подбежавшая женщина подала старику черный мешок и забрала ребенка. Старик сложил в мешок бубен и колпак, завязал, закинул за спину, палки-лошади зажал в правой руке. Пошел к Монастырёву, посмотрел прямо в глаза:
─ Иду!
─ Хорошо! Влезай вон на ту лошадь! – Монастырёв показал на бывшую конячку проводника. – Отряд! В том же порядке, в обратный путь, шагом-марш!
Ночью отряд встал на привал. Поужинали пайком. Тунгусов покормили. Выставили караул. Стариков Монастырёв велел связать спина к спине и уложить так, что бы караульному видны были, когда все заснули, проводник тихо сказал:
─ Что молчишь Бальжит?
─ Мне нечего сказать тебе, проводник.
─ Проводником меня называешь. Имя мое позабыл?
─ Нет у тебя имени. Имя – отец-мать, род дают, а ты их предал. Ты – проводник.
─ Ничего. Главное, что я с тобой расквитался. Сгниешь теперь в советской тюрьме. Им шаманы – враги.
─ Про меня нашим детям легенду расскажут, а тебя если вспомнят, то только проклятиями. Ты уже не человек. Сдохнешь, никто добрым словом не помянет. Ты трус, проводник!
─ Тебя тоже помянуть некому. Не дали боги тебе и моей сестре детей. Только приемыша вырастил, сына убитого охотника.
─ У меня боги забрали право на детей, потому что я пришел на их священную землю за счастьем для тунгусов. А дочь приёмыша, внучка моя, держала дедушку руками своими, отпускать не хотела. Счастливый я. А ты, проводник, сухая ветвь, пень гнилой, наказан предательством и умрешь с позором!