Я обнимала их так крепко, как могла, и горло отчего-то сжалось, а на глазах проступили горячие еще не пролитые слезы.
— Ты плачешь? — спросил Мика.
— Почти, — ответила я.
— Что случилось? — забеспокоился он.
— Ничего, абсолютно ничего.
— Так отчего же слезы?
Я перевела взгляд с него на Натаниэля, и первые слезинки скатились по щеке. Они оба выглядели обеспокоенными, пока я не рассмеялась и не процитировала то, что иногда говорит Натаниэль:
— Порой твое счастье так велико, что ты не в силах удержать его в себе, и оно выплескивается из твоих глаз.
Они улыбнулись, а затем обняли меня. В конце концов я высвободилась из объятий, осторожно промокнув глаза, чтобы не размазать подводку. Обычно я не красилась так сильно, но Натаниэлю нравилось, когда глаза были подведены, он научил меня поправлять макияж глаз, не размазывая его ненароком. С бойфрендами, которым приходится наносить макияж на сцену, я стала настоящей женщиной.
— Ненавижу быть тем, кто омрачает такое прекрасное настроение, но Томасу очень больно.
Никто из нас не стал спрашивать, имеет ли Мика в виду огнестрельное ранение, потому что и так было ясно, что он о другом.
— Чем мы можем ему помочь? — спросил Натаниэль.
— Что он сказал? — уточнила я.
— Сперва нам нужно поговорить с Мэнни.
Я поискала Мэнни в толпе, но танцпол был снова полон, а я невысокого роста, даже на каблуках, чтобы что-то разглядеть. У Мики даже каблуков не было, так что именно Натаниэль повел нас вокруг танцующих. Мы просто доверились ему, что он увидел Мэнни, и следовали за ним.
Он танцевал с Розитой, склонив голову на ее внушительный бюст, словно это была его любимая подушка. Она выглядела смущенной и довольной, словно разрывалась между тем, чтобы преподать ему хороший урок, и тем, чтобы насладиться фактом, что спустя тридцать лет после свадьбы, они по-прежнему танцуют словно подростки на выпускном под присмотром наставников.
Натаниэль обнял нас с Микой, сказав:
— Хотел бы я, что бы и мы такими были лет через двадцать.
Я обняла его одной рукой, склонив голову ему на грудь.
— Не представляю, что будет лет через двадцать, но да, согласна.
Мика улыбнулся Натаниэлю, но что-то в его взгляде не соответствовало этому счастливому моменту. Может, из-за беседы с Томасом?
— Двадцать лет — немалый срок, но сделаю все, что в моих силах.
Если Натаниэль и услышал сомнение в его голосе, то виду не подал. Он просто смотрел на счастливую пару, его лицо почти сияло тем возможным семейным благополучием, которое можно пронести через года. Я встретилась взглядом с Микой и он проговорил: