против зла (т. е. посредством устранения его
внешних причин)
соединилось бы с активно-героическим,
душевно-техническим искусством чистейшего «
терпения» (т. е.
внутреннего пресечения «страданий от» зла) и спонтанно-активной заботы о душе, противоположной религиозности милости, то тогда – при сущностной взаимосвязи страданий и зла – была бы достигнута
полная мера возможной власти человека над внешней
и внутренней природой, дремлющая как потенция в сущности человеческого духа
[232]. Ибо эта техника, исключающая вместе с автоматическим сопротивлением момент реальности предметов, устраняет и
все возможные страдания от мира, поскольку причинами всякого «страдания» никогда не бывают только внешние факторы – не в меньшей степени оно вызывается автоматическим,
инстинктивным и моторным процессом, направленным против этих факторов, – тезис, верный уже в отношении простейших переживаний боли. Западный, внешне-природный техницизм и его коррелят в знании, позитивная наука, угрожают
встроить самого человека как раз в тот механизм вещей, над которым он должен господствовать, так что этот процесс без
баланса двух
противоположно направленных принципов знания
и власти, составляющих смысло-логически единое целое, может закончиться лишь закатом западного мира
[233]. Как учит нас социология знания, повсюду, где возможна встреча со злом, во всех областях производства благ, имеющих позитивную витальную ценность, – идет ли речь о войне или мире, о болезни или здоровье, об умножении населения или ограничении его роста в целях достижения более высоких качеств, об экономии или промышленности – мы должны уметь систематически применять в нашей деятельности
оба великих принципа всех «возможных» техник вообще и соотносящихся с ними форм знаний –
одновременно и, в зависимости от обстоятельств,
попеременно.
Реализация во всех деталях содержащейся здесь программы нового распределения акцентов внутри культуры знания и технической культуры не входит в задачи этой книги. Тем с большей резкостью мы подчеркиваем принципиальное отличие нашей социологической динамики знания от позитивистской, которая учит, что метафизическое знание и соответствующая ему техника «терпения», т. е. душевно-техническое устранение сопротивления злу, отомрет в масштабах всего человечества; однако не меньшим является ее отличие от всякого метафизического и романтического гностицизма, который из принципа выступает против позитивной науки и соотносящейся с ней техники, впадая в реакционный ценностный негативизм и ребяческий, мелкобуржуазный ресентимент, – независимо от того, по каким причинам это происходит в каждом конкретном случае. В противоположность учениям позитивизма и марксизма любого толка, но также вопреки насильственному искоренению церквами откровения спонтанного, ведущего к активному самоспасению метафизического духа, мы убеждены, что в