— Кто это? — спросил я у солдата, вытянувшего голову и крепко сжимавшего винтовку. Солдат мне ничего не ответил. Я видел, как у него дрожали губы и как он горел в лихорадочном огне, и этот огонь заражал и меня.
— Кто это? — спросил я и толкнул его сильно в бок, но он и на этот раз ничего не ответил, а всё больше и больше устремлялся туловищем вперёд. Я оставил его в покое и впился всем своим существом в знакомое лицо, в знакомый голос, и через несколько минут я, как и он, дрожал в лихорадке, стучал зубами, сжимал кулаки так, что хрустели пальцы.
А знакомый человек хлестал в нас раскалённым металлом:
— …Для восстания нужна сознательная, твёрдая и непреклонная решимость… биться до конца…
— …Итак, товарищи, вперёд за власть рабочих и крестьян…
Восторженный гул солдат и рабочих раздвинул стены манежа. Солдаты и рабочие потрясали в воздухе винтовками…
— Да здравствует социальная революция!..
— Да здравствует вождь!..
— Ленин, — выкрикнул я и задохнулся от радости и восторга.
Так вот они какие были работники… Это они трудились над великим делом рабочего класса… Так вот я с кем слушал тишину вечеров на сенокосе…
— Ленин! — крикнул я ещё раз и быстро было рванулся к трибуне. — Я иду добровольцем. Доброво-о-льцем!! — Но меня крепко схватил под руку солдат, которого я два раза спрашивал, и кричал на меня широко улыбающимся ртом:
— Ты что же, товарищ, думаешь, что мы идём в бой из-под палки? А?
Я ему ничего не ответил. Он был прав. Мы встретились глазами. Схватили друг друга за плечи и громко поцеловались.
Вот с этого дня, дружище, я заделался ярым большевиком и за всё время гражданской войны находился на фронтах и оружием смывал с себя прошлую пассивность к политике.
— Политика теперь для меня всё! — сказал он резко и поднялся с кресла.
— Это верно, — ответил я и крепко пожал ему руку.
IV
Через пятнадцать минут мы вошли в общий зал слушать доклад тов. Родионова «О внутреннем положении рабоче-крестьянской страны».
1925
Рассказ
Борода у дяди Сергея большая, до пояса, с проседью, в ветер раскалывается на две самостоятельные половинки, бьётся, подлезает в подплечье, в подмышки, вырваться хочет, куделью промчаться за сухой металлической листвой через выгон, огороды и поля, на волю.
— Ээх!
Нос у дяди Сергея тонкий, правильный, с резким двоением на самом кончике: по тонкому раздвоению носа разгадывают невинность девушек, — такая примета в народе имеется. Но эту народную примету не подставишь, не прилепишь к дяде Сергею: он герой, трёх молодух в гроб вогнал, хотел было четвёртую — поп не дал.