Я говорю:
— Нина, подожди! А парус? У меня есть кусок парусины, подожди!..
Я устанавливаю высокую мачту с крестовиной, шпагатом и клеем закрепляю его, и ветер подымает мой парус, беспокойно лопочет, на быстрое течение разворачивает судно.
— Лёня, садись! — зовёт Нина. — Вместе поплывём!
— Как? И мне тоже садиться?
— Конечно!
И вдруг я подумал: это ведь не простой кораблик, это Нинин фрегат, и мы сделали его из сосновой коры, которую прислал нам незнакомец Алс, тот, что снимает шляпу, приветствуя людей. Почему бы не сесть?
Кораблик уносило в пролив, и я вовремя прыгнул на палубу: нас швырнуло в брызги, в бурлящий поток, окатило водой; я налёг на весло, крикнул Нине: «Берегись!» — и вывернул наш парусник так, чтоб он проскочил мимо острого камня. Ещё раз подбросило, обдало меня пеной, и мы вышли на чистый плёс, поплыли по течению.
Промокшие, мы сидели рядом, под парусом, и смотрели на берег. А берег у нас такой: то подмытые пещеры, где сплетаются корневища, чёрные и узловатые, как морские осьминоги; то светлые песчаные отмели, усыпанные черепашками; то высокие глиняные уступы, сплошь изрытые норами, — там поселяются стаи стрижей, сейчас они с криком кружились над лугом.
Мы плыли под вербами, будто под зелёным гротом; здесь повисли притихшие сумерки, и только кое-где сверху светились горящими угольками гроздья спелой калины. Я сидел на вёслах, выбирал дорогу. И вдруг Нина дотронулась до моего плеча. Я оглянулся. За нами неотступно плыл старый челнок Нины. Он, наверное, не захотел одиноко качаться на волнах в проливе. И сейчас, наполовину затопленный водой, тихо двигался за нами.
— Он кого-то везёт, — сказала Нина.
— Кого? Я не вижу.
— Посмотри на корму.
И в самом деле! На корме сидела жёлтая стреловидная стрекоза. А мне показалось: на маленьком авианосце приютился двукрылый самолёт. Может, он потерпел аварию и Нинин чёлн теперь буксирует его до ближайшего аэродрома?
На крутом повороте старый чёлн воткнулся в берег и остановился. От толчка испуганно вспорхнула стрекоза. В полёте она ещё больше была похожа на маленький самолётик, нетрудно было заметить и пилота, который махал нам из кабины шлемом, и мы простились с ним.
А вскоре и наш кораблик остановился. Что за оказия? Вода бурлила коловоротами; встревоженная, крутила она сверху пену, но продолжала стоять на месте: что-то ей преграждало путь. И только глубоко, на самом дне, рвалось, клокотало течение, било фонтаном, разрушая преграду. Наш парусник вздрагивал, дрожал словно живой, но дальше не двигался. Ничего не понимая, мы с Ниной переглянулись. Я перегнулся через борт, внимательно огляделся и вдруг заметил: там, где собирается пена, торчит из воды нечто похожее на плетёную корзину.