Морда Архипа, надо сказать, представляла из себя ни столько жалкое, сколько смешное зрелище: глазенки превратились в узкие щёлочки над надувшимися синюшными щеками; нос разбарабанило до невероятных размеров, где каждая пора напоминала кратер вулкана (даже Архип это видел) и из носа торчали куски окровавленной ваты; губы разбитые, опухли и стали варениками; перемотанный верх головы и заклеенная пластырем переносица превратили его шарабан в самодельный шлем лисихинского мотоциклиста. В общем, хреново он выглядел — даже родная «матушка» его бы не узнала. Да, он сильно заболел! Вот так! Нормально сходил за «Клеопатрой»!
Капельница — собака — ещё не кончилась! Рука под иглой онемела.
В восемь часов пришел врач.
— Как? — спросил он.
(Теперь врачом был мужчина).
— Хор! — ответил Архип.
— Не понял, — сказал врач.
— Жаль, — сказал Архип.
— Ну, пошли на перевязку, — врач выдернул иглу из вены, приложил мокрую ватку.
Архип согнул руку, придавил ватку, почувствовал, как побежали мурашки по руке.
Врач помог ему подняться.
Кровь ещё текла в глотку — Архип чуть не подавился.
Нежадно и обильно смочив перекисью вату, торчащую из носа, врач немного расшатал тампоны, потом резко выдернул один.
Боль прошпилила мозги!
— Блядь! — непроизвольно вырвалось у Архипа, и он крепко схватил подлокотники.
— Спокойно, — сказал доктор. — Ещё одну.
И вырвал второй кляп.
Подлокотники чуть не раскрошились под давлением пальцев.
Кровь потекла из носа. Пришлось тут же втыкать новые.
— Хреново, — сказал доктор, — не останавливается. — И пошатал двумя пальцами переносицу, что показалось Архипу наглостью.
— У меня вот здесь боль адская, — сказал Архип, показывая на правый бок.
Доктор потрогал, определил перелом ребер, сказал, что нужно сделать рентген, сказал, что это чуть позже, а пока…
Поменяв повязку на голове (ухо горело, но, «кажысь, хрящ прирос на место», как сказал доктор), осмотрев швы на переносице, перебинтовав заново руку, доктор, казалось, выполнил положенную процедуру. Сделав шаг назад, он посмотрел на Архипа. Скрутив губы дудочкой, потерев нос, врач пробурчал: «Н-да, уж», и пошел в угол кабинета, где стояли стол и шкафы, заваленные бутылочками, пузырьками, коробочками и коробками, и множеством (беспорядочно торчащих отовсюду) рекламных листовок известных фармацевтических фирм.
Он что-то помараковал у прозрачного «шкапчика» с лекарствами и никелированными банками, достал какой-то пузырек, набрал из него светло-зеленой жидкости в шприц, и предложил Архипу встать и приспустить штаны.
Архип повиновался, за что и получил укол.