Начались вынужденные посещения тюрьмы. Передачи — гнусное дело. С ночи приходится занимать очередь, чтобы успеть передать. Маленькое помещение, полное народу, какие-то заполнения каких-то бумаг, толкотня, вонь, слезы, перегар. Примут — не примут посылку? Что можно? Что не положено? Сколько килограммов? И всякая подобная хренотеть для непосвященных. Нервы, потеря времени, холод, грязь и опять перегар.
На первом свидании мать ревела в телефонную трубку, глядя на меня через стекло.
— Ну, как ты, сыночка? — всё спрашивала она.
— Нормально, мам. Не переживай. Ты как?
— Да у меня все нормально. Тетя Галя как?
Тетя Галя — это её сестра, у которой я жил.
— Тетя Галя нормально. Привет тебе передает.
— Как Анюта?
— Нормально. Я её в школу на первый звонок сам водил.
— А Большой чего? Не пошел, что ли?
— Он работал. Да и на фиг он нужен — я её сам увел. Всё нормально, мам.
Мать ещё больше ревела.
— Ой, деточки, оставила я вас без матери. Как же вы будете?
— Да не плачь ты — всё нормально будет. Ты давай, главное, сама выбирайся. Мож чем помочь, куда сходить надо?
— Я потом тебе всё напишу…
Ну, и так далее….
Потом, действительно, пришел человек, весточку, как говорил Шарапов, притаранил. В письме было много чего и главное подпись: «Я мама». Если другая была бы — значит подстава.
Десять месяцев её мурыжили в тюрьме. Те, за кого она попала, подкидывали мне денег на житиё-бытиё, на передачи, на карманные расходы. Однажды пришлось посетить тюрьму ночью. Приехал, постучал в ворота, открылась кормушка, я сунул туда две бутылки водки, ворота открылись, и я прошел в тюрьму. Меня провели в одиночную камеру и сказали: «Жди». Я долго ждал в прокуренной, кислой одиночке с пакетами дачки, но потом привели мать, и мы с ней обнялись. Она опять залилась слезами. Что да как? — Всё нормально. Потом она успокоилась, и я получил необходимые инструкции. Под утро меня вывели из ворот, и началась уже совсем другая жизнь.
Ткач, как ни крутился, загремел-таки в Армию. Сначала он «попал» (благодаря, конечно, родителям) в Ширяево, на какую-то секретную точку недалеко от города. Если учесть, что Ткач был водителем, то не мудрено, что он часто бывал дома, заваливая балкон тушами баранов, ящиками тушенки, мешками с гречкой и Т.П.
Через полгода точку расформировали, всех погнали в Монголию, потому что китайцы с вьетнамцами чего-то там не поделили. Пришлось родителям подсуетиться и перебросить Ткача в военную прокуратуру в Иркутск возле телецентра. Это уже почти дома, но дорогое удовольствие. А что делать? Работая водителем в прокуратуре гарнизона, Ткач больше времени валялся дома на диване с книжкой, чем пыжился на службе. И это было хорошо, как всем казалось.