Бульвар Постышева (Бутаков) - страница 263

На первую страницу

Тренировка есть тренировка. Физическая ли, поэтическая ли — смешай их, и наряду со стишкам на потеху приятелям, проскользнут строки, в которых неоднозначно прочтутся серьезные пожелания настоящим друзьям. Хорошие строки — так я считаю. Пусть им далеко до настоящих стихов, зато лживыми их не назовешь, и сопли в них отсутствуют. А то каждый вечер по телеку песенка давит на мозги про «ёжика с дырочкой в правом боку». (А ведь баба-то с мужиком уже взрослые! — неужели это их самовыражение по жизни?!)


В том же десятом классе, на второй день после Нового года, мой друг получает письмо (снова, не исправляя):

«Моему другу, Вовуне!

Когда ты получишь защитную куртку,
Ботинки с шипами для гор,
Когда наколотишь железную руку
И пресс будет словно бугор,
Когда ты получишь железные нервы,
Когда будешь драться, как зверь,
Когда с парашюта — и на деревья,
Когда головою (чужою, конечно) сломаешь железную дверь,
Когда ты увидишь огонь пулемета,
Ножом подстригаться начнешь,
Когда в одиночку и через болото
Хоть в град, и хоть в снег, и хоть в дождь,
Когда по канатам — и через пропасть,
И в скалы — на пальцах одних,
Когда ты забудешь про всякую робость
И всякие черные дни,
Когда у мишеней не будет «десяток»,
И руки срастутся с рулем,
Когда, километры в воде бороздя,
Ты вспомнишь родительский дом…
И только тогда ты, лишь в эту секунду,
почувствуешь то, что ни разу никто не прочувствовал
и даже примерно не знал.
Будет что-то такое, счастливое, а может быть, грустное —
— Ты вроде всё видел и много узнал…
Вот здесь ты приди ко мне,
И я расскажу тебе всё, то, что сейчас не сказал!»

И подпись в соответствующем стиле, чтобы не казаться назойливым.

P.S.: «У меня сегодня лирическое настроение — видимо, с пахмару не отошел. Но ты в это перед сном вникни».

Вот, пожалуй, и всё, что я хотел поведать по этому поводу.

Вовунькин отец

Вовунькин отец Анатолий Владимирович, случайно встретил меня у своего подъезда и сказал:

— Подымимся к нам.

Дома никого не было.

— Проходи, — сказал он, пока сам пошел в свою комнату, положить толстый кожаный портфель и переодеться в домашнее.

Выйдя из комнаты, он поставил чайник и предложил мне сесть на кухне за стол. Я сел.

— Сколько матери дали?

— Семь с половиной.

— Много! — задумчиво произнес он. — Что делать думаешь?

— Жить, — первое, что пришло в голову, ответил я.

— Правильно, — подтвердил он. — А на что?

Вопрос, разумеется, интересный. Как объяснить взрослым людям, которые честно проживают жизнь, на что живет подросток, у которого мать в тюрьме, отчим выгнал из дому, а закон не позволяет работать по несовершеннолетию? Разве мог я ему сказать, что мне с одной зоны присылают «Попугаев», чеканки (никому не нужные), ещё какую-то «кустарку», которые можно, якобы, продать, а с другой зоны присылают деньги за чай и водку. Плиточный чай стоил в магазине 97 копеек, на зоне он отлетал за 3 рубля, а по праздникам — за пять. Водка, стоимостью четыре двенадцать, уходила за червонец, по праздникам — за двадцать пять. Канал доставки и перевода материального в денежные знаки уже был поставлен — я не нуждался особо в деньгах. На мне были дорогие шмотки, и кое-что хрустело в карманах. Но как это объяснить уважаемому человеку? Но я взял и объяснил, как есть. Чего я буду ему мозги-то компостировать.

Следующая страница