Бульвар Постышева (Бутаков) - страница 265

Солнце садилось в Байкал. С моря тянулись табуны уток. Вспышки выстрелов. Шум волн на Байкале и залпы выпушенных зарядов долетали до палатки и моего костра, на котором варился ужин. Наполненный запахом трав, байкальского прибоя и пены, свежестью соснового леса, воздух кружил голову. Огонь разбрасывал искры в вечернюю мглу. Бурлила похлебка. А утки всё тянули и тянули табунами из моря над нашим скрадком.

Вечером, у костра, потроша подстреленных крякв, мы говорили о природе, о Байкале, о жизни. Не хотелось спать — хотелось вот так сидеть с родными людьми и говорить, говорить, говорить!

На следующий день были бекасы, кряквы, чирки, чибисы, крохаль, туманы, сырость болот, мокрая лодка, резиновые сапоги, запах пороха из стреляных гильз, снова костер, звезды, травы, Байкал, разговоры, похлебка, настоящая мужская жизнь и дружба навеки отцов и детей! Эх, бляха! Жалко, у меня не было отца!!! Спасибо, Господи, что у меня есть Вовуня, его отец, брат и охотничьи просторы!!!

Штри-шок

Ольга сидела в слезах.

— Что случилось?

— Гольда потерялась!

Эта маленькая желтая гнусятина, которой разжёвывали мяско, чтобы накормить, которая спала вместе с людьми на одной кровати и ещё ворчала, если её задевали ногой, эта ленивая псина, не слезающая с рук, потерялась. Где?

— Родители к Женьке ездили, она из машины выбежала и… потерялась….

— Да не реви ты! На зоне потерялась, что ли?

— Да-а-а-……

— Твою мать! А родичи-то куда смотрели?

— Не знаю! Гольда пропала…

Конечно, пропала. Если её зеки поймали — уже сварили суп — домашнее животное, чистое, хоть и мелкое.

— Ну, что поделаешь, Олька? Не плачь. Я тебе другую собачку куплю.

По знакомству, у каких-то породистых родителей, за «бешеные» бабки я купил ей карликового добермана, но уже нормальной окраски. Маленькая такая чучелка, но симпатичная, потому что, наверное, я купил. Назвали Кнопка. У Ольги отлегло от сердца. Хотя она со вздохом ещё вспоминала Гольду.

Через неделю от Ткача пришла малява о том, что Гольда в зоне, жива, и за неё требуют выкуп — полтинник.

Я собрался, поехал. Высвистел Ткача на крышу. Перетерли. Перекинул на электроде бабки и стал ждать, когда вывезут Гольду.

Сначала из ворот зоны выехал грузовик, полный бочек. Дубаки каждую бочку простучали огромной киянкой, чтобы удостовериться, что внутри бочек никого нет. Потом выехал говновоз на телеге. Кобыла дергала губой. Веселые ребята из четырнадцатой зоны вставили кляче фиксу из рондоля. Фикса мешала кобыле, поэтому она и дергала губой. Смешно — в натуре, блатная сыроежка.

Гольда сидела за пазухой «водителя» гужевого транспортного средства. Худая, страшная, как жизнь Проспера Мориме, грязная и вонючая, отсидевшая на Зоне полмесяца, что по собачьим понятиям — приличный срок, особенно, если в ожидании чана с кипящей водой, Гольда бросилась ко мне, как к родному. Да я и был родной.