— Нормалёк, — подумал суслик, — так-то чё не зимовать.
Потом были «Камазы», лесовоз, пара «Таёт», «Уазик» директора столовой, Велосипедист-экстримал в красном шлеме. Этот урод полдня суслика гонял, после чего суслик завязал велосипедистов пугать.
Так незаметно пришла весна. Потекли ручьи. Вороны и совы суслика не трогали — он и так доброе дело делает — сколько провианта на дороге после каждого его забега. Временное жилище обросло кусочками меха от порванных шуб, тряпочек от чехлов на сидения и носовых платков (в том месте, где не было крови) и Вьетнамской соломы — упаковка из разбитых ящиков «Камаза», который завалился в первой декаде февраля. Так что временное жилище стало, считай, зимним домом. Потом этот дом растаял. Пришлось перебираться обратно в поле, рыть нору с парой запасных выходов, ждать, пока проснуться соседи и опять всё лето свистеть, если приближается опасность. Суслик плюнул на всё в этот раз, и решил запасов на зиму не делать. Отодрал по весне знакомую суслу, помог ей, как мог, вырастить потомство, и ближе к осени стал присматривать дорогу, где бы получше засесть. Нужно, желательно, чтобы дорога на спуск шла, тогда машины кувыркаются посерьезней — можно много чего поиметь. С воронами договорился. Совы тоже не дергались, коршуна обещали взять на себя — решить проблему.
По первому снегу ему повезло — завалил «Москвич» с библиотекаршей из поселка городского типа, которая ехала краситься к знакомой парикмахерше. «Блондоран-Супра» — целая пачка, как нельзя была кстати. Так что зимой хрен кто предъявит — суслик выбрал оптимальный вариант и покрыл свою шерсть белыми пятнами для незаметности в снежном покрове и для жути нетрезвым водителям. Те потом будут рассказывать сказки гаишникам, что барс дорогу перебегал. А суслика тогда и искать никто не будет. Лишь бы этот черт (гнида в красном шлеме) зла не затаил!
* * *
Первые три дня Архип вообще не знал, что с ней делать. Сама она никуда не уходила, а повода выгнать (и желания) у него не было. К тому же, она перемыла всю посуда, вытерла пыль, помыла полы, постирала постельное бельё, на котором они спали, сложила бумаги. А ночами (днями, утрами, вечерами и в промежутках между этим) была такой «голодной», что отпускать её было жалко. По старой мужицкой традиции, он задавал все три дня ей самые личные, самые провокационные, самые грязные вопросы — она отвечала не секунды ни думая, и всё в цвет. Только первые три дня несут такой объем информации, который потом за всю жизнь не получишь — это известно. Поэтому он спрашивал и спрашивал, пока сам ни устал, и решил: пусть живет — хорошая баба, главное, не врет. К тому же — красивая. И здоровая, судя по всему. Пусть живет, пока, а там — время покажет, надоест — выгоню. Решив так, Архип перестал прислушиваться, присматриваться, крутить в голове фантазии, расслабился, стал просто с ней жить-поживать, обращаясь, как с родной и уже достаточно знакомой, шутил, ласкал и отдыхал.