— Сплюнь! Чё такое говоришь-то!
— Я тебе отвечаю.
— У тебя есть на плече факел, обмотанный колючей проволокой? — спросил Архип.
Мужчина задрал короткий рукав футболки. На плече синел «олимпийский» факел в кольцах колючки.
— Вот, — сказал мужчина, — «Загубленная молодость!»
— Ну, что ж — тогда ты в курсе, наверное, о чём говоришь. Однако, брат, должен заметить, что мне и на свободе-то узковато, мало, понимаешь, пространства для творческой мысли. А в четырех стенах, да с решеткой….
— Там море пространства для мысли! — перебил мужчина с факелом. — Там только для мысли и пространство. Потеряв свободу, человек обретает неуёмную волю фантазии! — философски заметил тот.
Архип на секунду замялся.
— Ха, надо подумать! Я подумаю, потом потрещим. Лады?
— Давай, — согласился мужчина.
В пять утра, Архип вышел в пуховике, с креслом на воздух (даже летом здесь без пуховика делать нечего утром). Сел глубоко, укутался, вытянул ноги. Заря занималась. Дышалось легко — свежесть утра, запахи Моря и гор. Комары ещё не проснулись. Ветер взъерошивал волосы, свистел в кронах погнутых корявых деревьев, хлопал флажками и лентами. На позорном столбе шуршали бумажки. Буратино крутил башкой у туалетов, его полосатый колпак раздувался. Черной стрелой пронеслась куда-то Тайна. Чайки орали на дальнем скалистом острове. Что-то скрипело, изредка ржали в стойле кобылы, светлело Небо, в голове булькали мысли:
«Ещё Сальвадор Дали писал, что отсидеть нужно обязательно, но желательно, пораньше, в молодости, в юном, так сказать, достаточно возрасте. Тогда «летающие решётки», сфотографированные глазом, будут напоминать тебе всю жизнь, что жизнь хороша и у неё две темные стороны. Что-то такое, кажись, проповедовал старый художник».
Архип вспомнил, как он в своем «юном достаточно возрасте», вот так же утрами, сидел в ожидании свиданки. От нечего делать, он наблюдал. Смотрел, как качается фонарь на ветру, заносимый снегами. Как тени столбов и колючки, от его качаний «пляшут» на кирпичной стене и на белых сугробах. Вспомнил узоры из трещин на, крашенных темно-зелёным поверх штукатурки, панелях мрачного помещения для ожидания родными своих заключенных. Родные с авоськами, сумками, пыльные, уныло сидели и ждали чего-то. Архип в уголке на старой скамейке почти засыпал, уткнувшись носом в тулуп. Сквозило не сильно. Вот только всё время мерзли сырые ноги. Зато он четко помнит, какая была огромная петля для пуговицы на сером в рубчик пальто у мужчины напротив. Огромная петля. Наверное, и пуговица должна была быть огромной. Но пуговицы Архип не помнит. Но ему до сих пор кажется, что она должна быть большая, красная или зеленая, с четырьмя дырочками, огромная, как у Карлосона на штанах. Ему тогда в полудреме, в тесноте, духоте, с холодом в ногах, чудилось, что петля для этой пуговицы — это вход в волшебную пещеру, куда пираты свозят свои богатства. Они подходят на больших, обгоревших в боях кораблях, сгружают ящики и корзины на прибрежный хрустящий песок, волокут всё это наверх по полам пальто ко входу в пещеру. Там всё складывают возле входа и возвращаются снова назад за новыми сундуками и баулами. В пещере должны сверкать изумруды и камни, золото, цепи, кулоны, дорогие ножи, аркебузы, короны, халаты, уздечки и седла. Белеть черепа. Как в мультике «Маугли», когда тот попал в пещеру к беззубой змее. Потом, засыпая, он вдруг подумал, что тяжело вот так всё это грузить — здесь нужен подъемник или автокар. Тут же «появился» электроавтокар с поддоном кирпичей на клыках, а с боку написано грязною краской «Дембелевоз». Стало легче грузить и складировать ценности…. Все загудели — открылось окно.