Если он что-то и хотел, так только меня убить. Мельком взглянув на него, как-то сразу это поняла и ложку в сторону отбросила. Бежать надо мне, бежать быстрее куда-нибудь… А получалось только медленно отползать…
– Вы мне чуть зубы не повыбивали, – прижав ко рту ладонь, прорычал он.
– Сами виноваты! – выкрикнула я, подтягивая к себе подушку. – Не надо было заставлять угрозами! Вы от одной ложки чуть в мир иной не отправились, а я должна была всю тарелку съесть?!
– Вы у меня сейчас всю кастрюлю съедите! – рыкнул декан и бросился ко мне.
С диким визгом вскочила на ноги прямо на кровать и замахнулась единственным оружием – подушкой.
– Вы говорили – вы приличный! – со всего размаху ударила перьевым оружием по его лицу. – Вы говорили – уравновешенный! – второй удар, с другой стороны. – Вы говорили – не сделаете ничего плохого! – третий удар.
Подушку из рук вырвали с шипением:
– Убью лучше!
Как это убьет? Меня?
Умирать я не собиралась. Я еще молода и красива, мне еще жить и жить! И не важно, что василиск так не считает. Пришлось прибегнуть к крайним мерам. Бабушка учила, что шок – лучшее лекарство от ярости.
– Не убивайте, я вас люблю!
С этим отчаянным визгом прямо с кровати прыгнула на василиска, повиснув на его шее, и звонко поцеловала куда попало. Попала в нос. Декан от неожиданности пошатнулся, подушку из рук выпустил, а я еще ногами его обвила, чтобы не упасть. Срам, конечно, в одной рубашке на мужчине висеть, но зато он про убийство и думать забыл. И, кажется, дышать даже перестал.
– Чокнутая! – крикнул он после минутного ступора и начал меня от себя отдирать. – Бешеная!
Я отдиралась от него плохо, потому что держалась крепко. На нем даже рубашка где-то треснула, судя по характерному звуку.
– Ненормальная!
Пусть ненормальная, зато цеплючая. Он, пока пытался меня от себя отцепить, столько слов новых произнес…
Наконец разжал мои руки, схватил за талию, размахнулся и швырнул меня на кровать. Я мягко приземлилась и испуганно замерла, не сводя с него взгляд. Неужели все-таки убьет?
– Да чтоб я еще раз… Да чтоб… – он тяжело дышал и, видимо, слов подходящих и цензурных не находил. Да и выглядел не лучшим образом: на рубашке пятно от бульона, капнувшего с ложки при дегустации, короткий рукав по шву порвался, пара пуговиц тоже отлетела, сам взъерошенный, в красных пятнах. Жуть, короче!
– Ведьма! – зло бросил мне напоследок словно оскорбление и вышел вон, громко хлопнув дверью. А потом еще чем-то там хлопнул. И звякнул. И уронил, кажется, что-то тяжелое.
Я честно попыталась заснуть, но, несмотря на усталость, у меня не получалось. Мало того, что я переживала из-за декана, из-за его реальной угрозы меня убить, из-за того, что я, в конце концов, его обидела. Злость за наказание смешалась с неприятным чувством вины. В голове до сих пор звенел его голос, кричащий «Ведьма!», и от этого было как-то не по себе.