Рубаху в любом случае, надо было отстирать. Времени у Патрика теперь было полно: он нацепил на голое тело кожанку, повесил на шею пояс с кобурой, и зашагал вдоль берега. В полумиле от базы, там, где берег вздымается крутым обрывом, он давно заприметил укромное местечко. Крошечная бухточка у самого подножья, песчаный пляж - что еще надо, чтобы в одиночестве справиться с обидой, отстирать казенное обмундирование, а заодно искупаться?
И вот, на тебе, одиночество! Не успел Патрик отжать рубаху, как его окликнули. По тропке с откоса спускались трое мальчишек. Старшему на вид лет пятнадцать, младший не достиг и десяти. Босые, в домотканых портках, длинных, до колена, рубахах из казенного полотна, они остановились шагах в пяти от чужака. Тот, что постарше, в упор рассматривал Патрика.
Юный ирландец подобрался. Жизнь в трущобах приучила его к тому, что чужаков не любят нигде. Находись он сейчас на окраинах родного Белфаста - драки было бы не миновать. Но здесь-то все по-другому, напомнил себе мальчик. Здесь он не пришелец из соседнего квартала, которого, согласно уличному кодексу поведения, следует бить, а военный, авиатор. К нему даже севастопольские офицеры линкоров относятся с нескрываемым почтением. А потому, мальчик не стал принимать угрожающей позы - сложил руки на груди и, слегка отставив босую ногу, принялся наблюдать за гостями.
- Это наше место! - заявил младший. - Ты чего приперся?
Уличный этикет одинаков что в Крыму, что в Трех Графствах. Беседу начинает самый слабый, а те, что поздоровее, слушают и ждут, когда появится повод прицепиться.
Вот, как этот, старший, русоволосый, явно заводила - глядит исподлобья, прикидывая, каков чужак в драке.
Патрик его знал - он был с Александрово-Михайловского хутора. Во время прошлого визита авиаторов в Качу он, вместе с остальной хуторянской ребятней собирал на «полигоне» флешетты, разбросанные во время тренировочных вылетов.
Заводила тоже узнал Патрика:
- Слышь, робя, да это ж летун! Он не наш, иностранной, русской речи не понимает. Не понимаешь, да?
- Иностранной, говоришь? - с подозрением спросил другой, пониже и пошире в плечах. Он стоял, уперев в бока сжатые в кулаки руки, и недобро щурился. Патрик сразу признал в нем завзятого драчуна. - Ежили иностранный - так, можа, из хранцузов? Которые Крым хотят у Расеи забрать?
- Не, - уверенно отозвался первый. - Он пруссак. Тятя говорил, что немцы за Россию, против турка и хранцуза. Тятя мой с самим адмиралом Нахимовым знакомый! Ты же пруссак? - потребовал он подтверждения у Патрика.