Здесь девушка упросила оставить ее при Морском госпитале. Идти было некуда; перевязочные материалы и прочее она сдала для раненых, лошаденка с тележкой, единственное ее имущество, приспособили к больничному хозяйству. Кто-то из врачей, оценив старательность и неутомимость матросской дочери, стал обучать ее уходу за ранеными. Пока Дарье Михайловой поручали «легких», и одним из них оказался контуженый мичман с «Заветного».
Слушая эти рассказы, Федя подумал, что эти история ему смутно знакома. Но вот откуда? Мичман знал, что во время Севастопольской Обороны прославились врачи и медсестры с обеих сторон: хирург Пирогов, создатель военно-полевой хирургии; Флоренс Найтингейл, внедрявшая в полевых госпиталях принципы санитарии и снизившая смертность среди раненых с 42-х до 2-х процентов. Великая княгиня Елена Павловна, основавшая Крестовоздвиженскую общину милосердных сестер. Но Дарья Михайлова...
И тут он вспомнил.
Ну конечно! Даша Севастопольская, героиня детских книжек, чей бюст, в числе прочих, украшал здание Севастопольской панорамы! Та самая тихая, остроносенькая девушка, что ухаживает за мичманом Красницким!
Но ведь это ужасно! Знаменитая героиня (ладно, еще не героиня, но ведь этот тот же самый человек?), спасает его, здорового детину - и от чего? От черной меланхолии? Тратит силы, время, отнимая их у других раненых? Срам, стыд...
Беда в том, что мичману совсем не хотелось покидать госпиталь и расставаться с Дашей. За три дня, что они были знакомы, он успел привязаться к ней и с нетерпением ждал, когда «добровольная сестра» войдет в палату. Войдет, присядет, возьмет за руку, и глухая тоска рассеется от звука ее голоса...
Оставалось одно - как можно скорее выздоравливать и бежать! Чтобы к позору от предыдущего провала не добавлять нового. Правда, о нем никто не узнает, но ведь от этого не легче?
Повод для бегства скоро нашелся. Один из служащих по провиантской части - громогласный, очень полный господин с мягким полтавским выговором, коллежский секретарь, до войны состоявший в канцелярии симферопольского градоначальника, заглянул поболтать со знаменитым пациентом. Слово за слово - и Федя, внутренне терзаясь от смущения, стал расспрашивать о Даше.
Собеседник не удивился - усмехнулся, подкрутил висячие малороссийские усы и начал рассказывать. Выходило, что Даша подалась на войну из чисто женского меркантильного расчета. В самом деле, куда деться матросской сироте, оставшейся без средств? В деревню, к родственникам? Крестьянская община, пропитанная домостроевским духом, не примет горожанку. А если и примет - то лишь как батрачку, для горькой, беспросветной жизни. Или и дальше жить в мазанке на окраине, таскать на базар молоко и творог, да рыдать по ночам в набитую соломой подушку, моля Богородицу о каком ни есть муже?