До полудня Терехова не допрашивали, и он помалкивал, не делая попыток вызвать следователя через надзирателя. Пусть всё пока идёт, как идёт, требовать освобождения можно в полночь, когда истечёт время. Опять принесли супчик из ряпушки, слипшиеся макароны, и после обеда, когда он прилёг на матрац, вдруг загремела дверь.
— Терехов, на выход!
Его привели в ту же допросную комнату, где теперь сидела женщина лет тридцати, с тонкими ручками и птичьей шейкой. Показалось, что это назначенный ему адвокат, но по одному только её взгляду понял — не угадал.
— Я дознаватель, — представилась эта птичка. — Подпишите протокол. И собирайтесь в суд.
— Какой протокол? — слегка опешил Андрей, и голос совсем сел.
— Говорите громче! — потребовала она.
— Не могу.
Дознаватель наконец-то вгляделась в задержанного, заметила пятно засохшей крови на свитере.
— Что у вас с шеей? — спросила чуть испуганно.
И косвенно подтвердила: в Норильске ничего ещё не знали об обстоятельствах дела!
— Ваши костоломы! — опять пожаловался Терехов.
— При задержании вы оказали силовое сопротивление сотрудникам милиции, — голосок у дознавателя тоже был птичий. — Оторвали погон и пуговицу.
— Ничего я не рвал! — мгновенно взвинтился Терехов, чуя, как рушатся все его замыслы. — Нас схватили внезапно! И грубо!
— Из салона самолёта вы вышли добровольно?
— Меня вытащили!
— Потому что вы сопротивлялись!
Так кричали тоскливые зимние синицы в лесу.
— Ничего подписывать не буду! — филином пробухтел Андрей. — Сейчас вы тут напридумываете причин!
— Хорошо, запишем: от подписи отказался, — пропищала она. — Это ничего не меняет. В суде получите пять суток ареста.
— Откуда вы знаете?! — уже совершенно напрасно взъелся он. — Вы за судью решаете? Да вы тут оборзели от чувства власти! Я свою шею судье покажу!
— Знаю, сколько дают за сопротивление, — невозмутимо прочирикала она.
У Терехова тут же родилась мысль: бежать, когда повезут в суд. Он понимал, родилась от бессилия и отчаяния, но ничего другого в тот момент в голову не приходило.
— Где моя жена? — урезонивая чувства, спросил он. — Хоть что-нибудь человеческое вы можете сказать?
— Вероятно, она в прокуратуре, — подумав, сказала дознаватель. — Я въезжала во двор ИВС, навстречу попалась прокурорская машина.
— Ей тоже шьют сопротивление? И повезут в суд?
— Ну, почему же шьют? Мы не портные. Мы выполняем приказы и свой долг.
Вступать с ней в пикировку не имело смысла, но очень уж хотелось выдернуть из её хвоста хотя бы одно распушённое перо.
— Ваш долг — мытарить в клетках безвинных птиц? — спросил Терехов.