Мчались так около часа, ничуть не сбавляя, а то и наращивая темп, и кобылка начала вспениваться. Пора было дать им передышку, так можно было легко загнать лошадей, однако Ланда лишь изредка мелькала на фоне снежных полей и упрямо отрывалась вперёд. И хорошо, что конь под ней был гнедым, иначе Терехов давно потерял бы её в снежной пелене.
На крупную беговую рысь, а потом и на шаг они перешли, когда начался затяжной подъём с голыми курумниками, как-то привычно и точно огибая эти каменные реки. Скорее всего, впереди был перевал, поскольку справа и слева возникли «идолы» — высокие уступчатые останцы, напоминающие стражников. Так ехали ещё около получаса, потом лошади начали приседать на задние ноги и тормозить по крутоватому спуску. Терехов мысленно метался по листам карты, пытаясь вспомнить, где есть подобные ландшафты, однако скоро отказался от желания запомнить дорогу. Тем паче, что снежный покров истончился, а потом и вовсе кругом потемнело: земля сразу за перевалом стала голой, влажной и непроглядной. И встречный ветер заметно потеплел, хотя ещё несколько минут назад был студёный, пронизывающий. Тут лошади сами перешли на шаг, Ланда придержала гнедого, чтобы Андрей поехал рядом.
— Сейчас будет граница, — предупредила она и подала нагайку. — Не отставай, гони во весь опор. Проскочим.
И дала шенкелей гнедому. Тот с места взял в галоп, и Терехов не успел даже спросить, какая граница, с кем, если на плато три сопредельных государства? А самое главное — неужто они станут пересекать госграницу?!
Все эти вопросы остались в голове, и хотя кобылица старалась не отставать от жеребца, всё равно в резвости проигрывала, разрыв между конями увеличивался и нагайкой тут было не помочь. Тёмный круп гнедого отрывался вперёд, иногда сливаясь с ночной сумрачной землёй, и тогда Терехов скакал наугад, нахлёстывая серую. Впереди мчалась всадница Укока, словно прокладывая, пробивая путь в пространстве, но она почти всё время была незримой, и только чудились отголоски её цветочного аромата, чего быть не могло.
Он привстал на стременах и каждое мгновение ждал какого-нибудь барьера — старых столбов с колючей проволокой, ограждений запретных зон, сетчатого забора, насыпи или рва. Даже торчащего из земли камня хватило бы! Китайская и монгольская границы были укреплены ещё в шестидесятые годы, во времена культурной революции, и там могло быть всё что угодно, вплоть до минных полей, которые были обнесены наполовину рухнувшей колючкой, но вряд ли обезврежены!
Он мчался, сгруппировав тело для внезапного падения вперёд, дабы сохранить руки и ноги: каскадёрить учили в Голицинском на занятиях по конной подготовке. Но там момент спотыкания лошади был предсказуем, видим или даже управляем, а поле для приземления выстелено соломой; тут же, в полных потёмках и на каменистой земле, всякий промах грозил переломами, если при касании с землёй не войти в кувырок. Да и управляемое падение с лошади на скаку требовало постоянных тренировок, как у стрелка в тире, а он не вылетал ласточкой из седла с тех самых пор, как закончил училище.