И тут дверь распахнулась, вместе с ветром в комнату влетел высоченный сухопарый молодой человек, за которым тянулся такой же ветреный шлейф людей с фотокамерами и микрофонами. Все вскочили, в том числе прокурор, подполковник и женщины рядом с Алефтиной. Стало понятно, что пришёл хозяин города, возможно, всего Таймыра, и что представление с извинениями устроено ради него. Он тоже извинился за ошибку правоохранителей города, предупредил их об ответственности и пожелал счастливого свадебного путешествия. Его снимали со всех сторон, и Терехов вдруг уловил желание хозяина: ему нужен был кадр, как он пожимает руку освобождённому из тюрьмы счастливому молодожёну. Этот ходячий двухметровый скелет стоял напротив и ждал, чтобы ему подали руку, но Андрей набычился и, демонстративно навалившись на стол, спрятал руки. Тот уловил это движение, закончил свою речь словами о бережном отношении к человеку и утешился тем, что одна из женщин вдруг преподнесла ему букет цветов.
Вся эта сентябрьская «норильская метель» унеслась в двери, и наконец-то началась рутина — возвращение отнятых при обыске денег и вещей. Все присутствующие сразу же потеряли интерес к происходящему: прокурор ушёл почти следом за хозяином, потом раскланялись женщины, рассовывая всем визитки — оказалось, что это городской женсовет, примчавшийся спасать от произвола милиции несчастную слепую художницу. А длинного худосочного хозяина почему-то называли именем, более напоминающим прозвище, — Прохор или вовсе Прошка. Кем он на самом деле был и отчего имел такую власть, осталось загадкой, да и в тот момент не особенно-то интересовало.
Терехов снова взгромоздил один рюкзак на плечи, другой взял в руку и вышел из здания, держа у себя в ладони ледяные пальчики Алефтины. На улице она первый раз шумно перевела дух, словно не дышала всё это время, чуть встрепенулась и сама потянула по метельному тротуару. Ей было всё равно, куда идти, главное — вырваться из пространства, связанного с изоляцией, тюрьмой, решётками, и уйти подальше от фонарей. Но город был хорошо освещён, поэтому Терехов увлёк её в проезд между пятиэтажками на сваях.
— Давай постоим, — предложил он и тоже перевёл дух. — Всё уже позади.
Хотел приобнять, но чёрная сова невыразительно уклонилась, словно и не было страстных объятий и сбивчивого шёпота, случившихся всего несколько часов назад.
— Что ты сделал? — спросила она так, словно он совершил нечто непотребное.
— Ничего...
— Что ты сделал? — повторила она. — Почему нас выпустили?
— Я ещё и пальцем не шевельнул. И продумывал только побег.