Там, где сходятся меридианы (Гришин) - страница 14

Батюшка давно присматривался к парню с емким волжским говором. Он отличался от сослуживцев. Не смаковал выдуманные похабные истории, которыми вчерашние пацаны развлекали друг друга. Ни с кем не делился «подвигами» на гражданке. Чаще чем другие слушал священника, затем вставал и уходил. Часто был один. Незаметно налаживался контакт. Общались, разговаривали. И вот вознаграждение за долготерпение. Парень поделился с батюшкой своими проблемами. Куда идти? Бежать из страны?

– Убежать ты, конечно, можешь. Только убежишь ли от себя самого – задумчиво оборонил батюшка.

– А что делать? Куда, куда идти. Нет той страны, в которой я жил, к которой привык, – в запальчивости бросил парень.

– Слово божие нужно нести в народ, – добавил святой отец.

– Какое слово! Раб божий! Покорись, служи… – съязвил Владимир.

– Зачем? – спокойно среагировал батюшка; он словно не заметил мальчишеской колкости. – Слово о добре, справедливости.

– Где они, эти слова? В России! Кругом вранье, – горько скривился парень.

– Именно в ней, России. В поруганной, поставленной на колени, – сказал святой отец. – Ее нужно возрождать. Сейчас деньги правят Россией, но это пройдет.

– Когда! – усмехнулся Владимир.

– Это зависит от нас: тебя, меня, – ответствовал священник.

– А как? – совсем по-школьному спросил парень.

– Вот это другой вопрос, – ответил святой отец.

Они помолчали. Каждый думал о своем.

– Ты вот что, Владимир. Не торопись с решением поступить в легион. Что если тебе поступить в семинарию?

– Куда? – не поверил своим ушам Владимир.

– В семинарию, – спокойно отреагировал батюшка. – Я, что, по-твоему, родился священником? Нет, к этому прийти нужно, – задумчиво говорил священник.

Они наслаждались передышкой. Лежали на сухой жухлой траве и смотрели на небо. На чужое южное небо.

Владимир любил свое небо, русское, северное, вечно хмурое с неярким Млечным Путем. Тянется через небо дорожка и сыплет звездами, мелким-мелкими. Кажется, пыль клубится звездная. А там жизнь, другая, непохожая на нашу. А еще он любил Полярную звезду. Эту скромную едва мерцающую звезду. Она гипнотизировала его, влекла за собой. И разговоры, разговоры мальчишек, сидящих у яркого костра вечером. Откуда взялся мир? Что там, за горизонтом?! Озноб пробегает от догадок, предположений. Высказываешь их вслух. И вдруг:

– Ерунда все это, – раздается голос, – это солнечная система. Вокруг солнца – звезды – все мертвое.

– Неправда! Они все живые. Их Боженька сотворил, – противоречит детский голос.

Под общий хохот раздаются крепкие щелчки по чьей-то нестриженой голове.