– Да разве только о ней вещаю, – отмахнулся Андрей. – В системе дело, в действии. – Кстати, а в чем святость царской семьи? – неожиданно вопросил он спорящего. – Что за терновый венец они приняли? Разве император встал за землю русскую, разве он за нее мучения принял? – загорячился он. – Государь, а престол бросил. В такое время! Это же как мать, которая бросила своего ребенка, достойна осуждения, а мы его в – святые!
Семинаристы потрясенно молчали и тихонько разошлись. Андрей, подпер голову ладонями, задумчиво уставился в одну точку.
«Опять не то сказал. Напугались семинаристы. В их глазах это же ересь. Не то! Не то. По-другому нужно говорить. Убеждать нужно», – думал он.
– У каждого свое предназначение, – повторил Андрей слова, вспоминая разговор с деканом академии. – У тебя дар слова. Ты утешить можешь.
«Значит, не могу», – думал Андрей.
Но почему нужно соглашаться со всеми? Даже с церковными догматами. В постоянном благоговении верующий жить не может.
– А ведь ты, Андрей, в бога не веришь, – скорбно сказал духовник. Андрея передернуло от таких слов.
«Я не то что не верю, – подумал Андрей. – А если его просто нет!» Его сорвало с бревен, и он быстро прошел в храм. Он опустился на колени и стал шептать слова молитвы.
– Грешен, грешен, господи, – шептал он.
Его черная мягка бородка становилась влажной от непроизвольно текущих слез.
– Грешен я, грешен, – повторял.
Спас скорбно смотрел на него и, казалось, вразумлял.
«Кто их взвесит, грехи наши. На каком безмене? Искус тебя охватил, раб божий. Чем ближе к богу, тем больше искушение…»
– Накажи меня господи, верни в лоно свое, стадо твое, – молил Андрей.
«Ладно, – сказал Господь, но больше так не делай. Помни – гордыня все-таки грех».
Пролетело короткое полярное лето с его белыми ночами. Данилку неожиданно отправили в школу. Пацаненок привык к вольной жизни и не сразу сообразил, чего от него хотят. Старец развернул пакет и показал синюю форму.
– Ну-ка примерь.
– Зачем, отче, – опешил Данилка.
– Как это зачем? А школу в рванье пойдешь? Чай не бурсак, – отрезал келарь.
– В какую еще школу? – до Данилки стал доходить смысл происходящего.
– В какую-какую! В поселковую. Ты что, решил неучем прожить? – прикрикнул старик.
Так и начались для Данилки школьные будни. Учился он жадно, и скоро догнал своих сверстников. В школе к нему приклеилась кличка «Монах». Но Данилка быстро определился с обидчиками. Опыта уличных боев ему было не занимать. Очень скоро рафинированные мальчики поняли, что не только один на один, но и группой им не совладать. Данилка дрался зло. Он дрался не в банальной мальчишеской драке «до первой крови». Данилка вкладывал в силу кулака всю свою злость за нанесенные жизнью обиды. Он умел бить больно. Противники в страхе разбегались. Итогом был поход в кабинет к директору и обещание поладить с классом. Класс молча терпел его. Но Данилке было неинтересно со своими сверстниками. Обмениваться входящими в обиход видеокассетами его не интересовало. Глазеть на ларьки с различными заморскими «жвачками» было без надобности. Закончив занятия, он спешил домой. Так он называл подворье и включался в работу. Куда он себе позволял заходить, так это в библиотеку. Читал жадно, без системы. Но вскоре определились пристрастия: история. История всего: культуры, религии, географических открытий. В голове возникала каша. Вот тут-то и пригодился Данилке Андрей. Он обстоятельно и толково отвечал на его бесчисленные «Почему?». Доставалось и отцу Владимиру. Устав от мирских забот и трений с цивильными властями, он с удовольствием беседовал с любознательным пареньком. Особенно много он рассказывал ему об истории Кольского края, которой сам увлекся. Данилка и слыхом не слыхивал о Трифоне Печенгском, Варлааме Керекском, Феодорите Кольском. Много нового узнавал Данилка через житие святых, но не нравилось ему, в силу мальчишеского нигилизма, что все сводилось к Богу.