Очнулся я в своей комнате во дворце, ощущая, наконец, жизнь. Вы когда-нибудь чувствовали, как в вас возрождается сама жизнь? Как она растекается по телу, взывая к каждой клетке организма? Как наполняет воздухом лёгкие, заставляя дышать? Как словно иглами протыкает конечности, причиняя боль. Боль и есть сама жизнь. Её не ощущают только мёртвые.
Я пришёл в себя, с мрачным удовлетворением почувствовав, как возвращаются в тело силы и дикая жажда той самой жизни. Тем более, когда почувствовал где-то во дворце присутствие Лии. Словно обухом по голове осознание того, что она здесь, а не дома. И несколько тщетных попыток найти её, от которых хотелось взвыть и разнести весь огромный дворец на камни.
А после – безразличный отказ удостоить меня своим вниманием со стороны императора, вежливо переданный слугой, и спонтанно принятое решение спуститься к Мёртвым землям. Инстинкты хищника – то, что невозможно игнорировать даже при смерти. И именно они отправили меня к самому куполу на кормёжку. Словно сейчас это имело не меньшее значение, чем похищение Лии.
Она была повсюду. Ещё затаившаяся. Ещё не смеющая открыто вступить в свои права, но уже пропитавшая своей вонью стены императорского дворца, голые ветви деревьев сада, словно огромные щупальца, раскачивавшиеся на холодном ветру. Она нагло дышала мне в спину, и, казалось, я даже слышал её тихий шёпот, требовавший только одного: «Сейчасссс…»
Война. Второе имя Смерти. Самое жестокое из них. Беспощадное и прекрасное в своей сути. У людей есть легенда о четырёх всадниках Апокалипсиса, имена которых Чума (Мор, Болезнь), Война, Голод и Смерть. Так вот в этой легенде Война был лишь одним из посланцев Господа, призванным сеять хаос среди провинившихся. Тот случай, когда их Великому и Пресветлому лень призывать на небеса милосердные души либо же свергать в геену огненную грешников.
И глупые смертные истово верят в эту сказку, написанную тысячи лет назад. До тех пор, пока не встречаются лицом к лицу всего лишь с одним из знаменитой четверки. С тем, что восседает на рыжем коне, – Войной. Самым ужасным и беспощадным из них. Со всадником, который несет с собой и голод, и болезни, и смерть. Смерть каждому, кто видел её своими глазами. Каждому, кто прикасался руками и чувствовал её запах в нескольких шагах. После войны выживших не бывает. Если только физически. А души, наивные, радостные, живые души, Война отнимает легким взмахом меча. Выскребает их из пустых оболочек, оставляя зияющую дыру там, где когда-то существовал сам человек. Но это происходит не сразу. Не с первой бомбой, сброшенной над головой, и не с первым залпом орудий. Душа умирает гораздо позже, через несколько дней. И гибель – её настоящая агония отрицания и непонимания. До тех пор, пока человек не привыкает к смертям родных и близких, друзей и врагов. До тех пор, пока не впускает в себя Войну, позволяя ему кромсать душу на части. Пока не становится бледной тенью себя самого до знакомства ним. Самым сильным удается со временем, не сразу, переступить через собственную память и научиться смеяться и шутить, жить дальше. Но это состояние, скорее, похоже на затяжную, хроническую болезнь. Болезнь, которая вступает во все свои права в полном одиночестве, под покровом ночи или с первыми лучами солнца, когда ты никому не обязан доказывать, что жив. В том числе и себе. И тогда даже самые тщательно замурованные воспоминания выбираются наружу, и самые сильные из мужчин неожиданно вздрагивают от громко хлопнувшей двери.