Дверь скрипнула. Но вошла не Иро, а Наталия. Вместе с ней ворвалось облако белого морозного пара, которое клубами рассеялось по избе и, дойдя даже до красной лавки, коснулось зарумянившихся щек Хуоти. Наталия остановилась у порога. Но это была не робость, с которой она девчонкой входила в избу просить милостыню, одним своим видом вызывая жалость, а просто девичья застенчивость. Увидев, что Хуоти в избе один, она, осмелев, подошла, достала из-за пазухи небольшой сверток и молча протянула ему.
Хуоти удивленно взглянул на нее и отложил в сторону пьексу.
— Что это? — спросил он, развернув сверток.
— Пряники, — сказала Наталия. — Учитель привез. Пекка прислал из Кеми. Попробуй!
Хуоти протянул сверток обратно.
— Да ты ешь, ешь! — уговаривала его Наталия. — Ну, попробуй, какие они…
Хуоти положил пряники на лавку рядом с Наталией и начал гладить рукой пораненную ногу.
— Болит? — участливо спросила Наталия.
— Болит.
Наталия вспомнила, как покойная мать, бывало, вылечивала все их болячки и раны. Надо края раны обмыть грудным молоком. Тогда рана быстро заживет. Но где его возьмешь, грудное молоко-то? И Наталия, вдруг покраснев, смущенно опустила голову.
— Что с тобой? — недоуменно спросил Хуоти.
Наталия взяла на руки кошку и, поглаживая ее, начала рассказывать:
— Учитель видел в Паанаярви мужа Палаги. Помнишь русского, который в одно лето на сплаве на Колханки работал?
— Соболева?
— Да. Он собирался и к нам сюда приехать. Какие-то собрания проводит он по деревням. Да вернулся обратно в Сороку. У Палаги там сын родился.
Хуоти сидел задумавшись. Перед глазами стояла порожистая Колханки. Он видел, как Федор Никанорович мчится на одном бревне по бурному порогу, как сидит на камне и рассказывает о беглых…
— Ты слыхал, вчера вечером Тимо вернулся домой, — сообщила Наталия. — Мне он зеркальце показывал. Вот такое маленькое, с ладошку. А на обратной стороне баба голая нарисована. А-вой-вой, чего не выдумают!
Хуоти слушал и молчал.
— Хилиппа сразу в амбар побежал, водки принес, — говорила Наталия, понизив голос. — Вместе пили в горнице. Тимо грозился, что и у нас скоро всех красных к стенке поставят. Я все слышала. Только ты не говори никому. А то, не дай бог, они узнают, что я говорила, — они ведь что угодно сделают…
Вдруг Наталия подняла голову, прислушалась. С улицы донесся звон колокольчика.
— Отец едет из лесу, — сказал Хуоти.
Наталия потуже затянула концы платка и поднялась.
— Поправляйся скорее, Хуоти.
— Приходи к нам вечером. Учитель будет собрание проводить, — крикнул ей вслед Хуоти. — Пряники! Пряники забыла.