— Что с ним? Болен? — сразу же спросил Гавриил Викторович.
— Нет, просто переутомился, — пояснил Машев. — Это он принес весть о нападении белофиннов.
Гавриил Викторович наклонился над Теппаной, заглянул в его лицо. Потом повернулся к Машеву:
— Как же это так получилось? Что же теперь будет?
— Известно, что будет, если здоровых мужчин заставляют валяться в постели, — улыбнулся Пантелеймон.
— А вы не шутите, молодой человек! — Гавриил Викторович с укоризной глядел на Машева. — Я же хочу, чтобы вам лучше было.
Уходя, он строго-настрого наказал Вере не позволять Пантелеймону вставать с постели.
По пути в больницу Гавриил Викторович решил заглянуть еще раз в ревком. В кабинете Алышева шло заседание. Самого Алышева не было. На его месте, за председательским столом, сидел Кремнев. Кроме него, в кабинете были Закис, старший группы финских красногвардейцев Харьюла, новый начальник военного ведомства Батюшков.
— …Петроград, Архангельск, Мурманск, Сорока поставлены в известность об опасности, угрожающей городу, — докладывал Кремнев. — Нам несомненно будет оказана помощь. Но было бы преступлением сидеть сложа руки. В городе необходимо немедленно объявить осадное положение и мобилизовать все имеющиеся у нас силы…
— От имени медицинского персонала смею заверить, что наша больница полностью в вашем распоряжении, — заявил Гавриил Викторович, когда Кремнев кончил говорить.
— Судя по всему, ваша помощь нам потребуется, — кивнул Кремнев.
С места поднялся Батюшков.
— Вы знаете, что я бывший офицер. Но Россия — моя родина, и ее интересы для меня священны. Я благодарю вас за оказанное мне доверие. Обещаю приложить все свои военные знания, чтобы отстоять родной город…
На этом заседании, где много не говорили, была создана революционная военная коллегия города Кеми, сосредоточившая в своих руках всю власть в городе. Коллегия немедленно приступила к действиям. В тот же день Харьюла со своими ребятами отправился на лыжах в разведку в Паанаярви. Вечером активисты молодежного клуба расклеивали по городу на стенах домов и телеграфных столбах отпечатанные на гектографе воззвания к населению. На станции, на Попов-острове и прямо на улицах города состоялись митинги.
Кремнев пробыл в ревкоме до самого вечера. Когда он пришел домой, Теппана уже проснулся. Они вместе поужинали, затем Кремнев попросил Теппану рассказать все, что ему было известно о старшем сыне Хилиппы Малахвиэнена.
После ужина Кремнев отправился в уездную тюрьму, куда был переведен Тимо. Когда арестованного привели на допрос, даже при тусклом свете керосиновой лампы заметно было, какое у него бледное и растерянное лицо.