Потом, отвернувшись в сторону, так, чтобы не видела дочь, взял стоявшую возле скамейки бутылку и хотел глотнуть из горлышка, но Матрена заметила.
— Не пей больше, — остановила она его.
— Сегодня, дочка, день смерти твоей матери, — вздохнул отец, но так и не выпил. — А ты, Пекка, обо мне плохо не думай, если я иной раз и лишнего хвачу. Я ведь с горя… Одно у меня утешение в жизни осталось — Матрена. Сапожники, братец, все пьют.
И он, взяв складной нож, принялся резать кожу.
— Фомич, ну как, готовы? — прямо с порога раздался женский голос. Это тетка Матрены пришла за своими ботинками.
Фомич молча протянул ей починенные ботинки, но свояченица не торопилась уходить.
Наклонившись к Фомичу, она зашептала:
— Пойдем ко мне, Фомич. У меня вино есть… церковное… Говорят, из Соловков привезено. Пойдем, Аннушку помянем.
— Ну опять ты… — смущенно прохрипел Фомич. Знал он, зачем она его зовет…
— Боюсь я одна дома оставаться, — пожаловалась свояченица. — Вдруг они придут и арестуют, — говорила она, чуть не плача.
— Так не ты же эту дощечку на шею козы привязала?
— Не я… Упаси меня боже от такого… А он-то, тот солдат, что ко мне приходил, грозился. Говорит, вот суд тобой займется и все выяснит…
Фомич только рассмеялся и рукой махнул.
— Ты что, не видишь, что ли… Молодые-то хотят вдвоем побыть, — шепнула ему свояченица, исчерпав уже все свои доводы.
Фомич отложил работу, встал, поглаживая бороду.
— Я скоро приду, — не очень уверенно проговорил он.
Пекка и Матрена остались вдвоем. Они впервые оказались вот так, наедине, и не знали, о чем говорить. В комнату, уже наполненную весенним сумраком, сразу вкралась таинственная тишина. Было слышно только, как над окном в своем гнезде под стрехой возятся воробьи, устраиваясь на ночлег. И Пекке подумалось, что Матрена тоже похожа на воробышка, такая же неприметная, маленькая. В Пирттиярви о таких говорили: так мала, что из мха не видно. Только нет… воробьи-то шустрые, а она характером тихая, стеснительная. Как и он… И красивая она… как ягодка…
— Я так боюсь… — тихо произнесла, наконец, Матрена.
— Чего?
— Что совсем осиротею.
Пекка подумал, что Матрена ревнует отца.
— Ты никогда не видел, как в церкви венчаются? — неожиданно спросила Матрена.
— Нет, — ответил Пекка. — У нас в деревне церкви нет, только часовня.
— Когда венчаются, поп дает жениху и невесте по свечке. Потом свечи зажигают. Они горят, горят, а потом гаснут. Чья раньше погаснет, тот, значит, умрет раньше… А у мамы моей и папы погасли почти в одно время, сперва мамина свечка, а потом папина. Когда мама болела, она все вспоминала. Она уже тогда, при венчании знала, что умрет первая. А папа скоро за ней… Он, наверно, ничего не знает об этом…