А в раннем детстве фантазии об избиении родители спровоцировали сами. Когда я долго не желала укладываться спать, они вешали на полуоткрытую дверь детской папин ремень – для устрашения. Вот в эти ночные минуты, когда я, засыпая, видела это универсальное орудие воспитания, наверное, и родились мои фантазии об избитой малютке.
Так что, как вы можете догадаться, о прелестях материнства я имела кое-какое представление.
Однако это не помешало мне класса с четвертого приступить к планированию детей. Взрослые предостережения никогда не внушали мне особого доверия. И не без оснований.
«Это кака», – говорили взрослые, показывая на бутылку с прозрачной жидкостью, и быстро, с видимым удовольствием выпивали эту каку.
«Это няма!» – говорили они и пихали в рот мне ложку мерзкой геркулесовой каши с «когтями.»
«Не будет больно», – хищно ощерясь, убеждали они у кабинета зубного врача.
Короче, и про детей я тоже не очень поверила: у взрослых такая путаница в голове! Поэтому мы с моей подругой Иркой в третьем классе упоенно мечтали о большом семействе. Я говорила, что у меня будут две девочки. Ирка хотела мальчика и девочку. Я этого никак понять не могла. Как можно решиться завести дома мальчика? Фу! Несколько забегая вперед, хочу заметить, что Ирка таки получила именно то, что хотела, – и мальчика, и девочку, и даже двух целых мужей впридачу. А у меня, страшно везучей, муж один, а из детей – мальчик и еще мальчик.
Но тогда, в счастливом детстве, я и представить себе такого кошмара не могла. Хотя мальчишки всегда присутствовали в жизни как неизбежное зло. За ними даже было иногда интересно наблюдать. Но общаться! Это совершенно невозможно. Вот, например, договариваемся мы смешанным коллективом играть в войну. Девочки сразу в кустах сооружают уютненький лазарет, складируют листки подорожника и ждут первых раненых. Мальчишки в это время беспорядочно носятся где-то поблизости. И как только госпиталь готов, бойцы вдруг ни с того ни с сего оголтелой кучей влетают в наши благоустроенные кусты, расшвыривая все и вопя, что они бросили на нас атомную бомбу. И вот какая может быть дальше игра, после атомной бомбы-то? Идиоты какие-то, одним словом.
Потом, к шести годам, общаться с ними стало еще сложнее, потому что появилось знание о том, что между мужчинами и женщинами еще происходит нечто, что в долгих скучных фильмах называется стыдным словом «любовь». Мы копировали взрослых как могли, и один из малолетних дурачков мужеского полу объявил, что любит меня. Проявлял он свои чувства странно. В столовой цековского пансионата он под столами старался подползти ко мне поближе. Взрослые хохотали. Я чувствовала себя ужасно, мне казалось, что глупость моего рыцаря каким-то образом проецируется на меня, и всяческими способами старалась спастись от него. Поэтому очень обрадовалась, когда моя постоянная летняя подружка Валечка предложила: «А давай он теперь будет в меня влюблен?» Решив, что это вариант, мы нашли моего воздыхателя и сообщили ему о результатах наших переговоров. Вьюноша состроил недовольную рожицу, но согласился. И тут, я это прекрасно помню, мне стало как-то неприятно. Что это за любовь такая? Да, мне-то он не нужен, но он не должен был так легко отказываться от меня! Пусть страдает и рыдает!