И Джон Уэст направился к лестнице.
— Погоди, Джек, я еще прочту тебе объявление насчет состязаний в беге.
— Читай Фрэнку, мне некогда.
На мгновение физиономия Барни вытянулась. Потом он обернулся к Лэмменсу.
— Вот послушайте. Я напечатаю в газетах большое объявление, разрекламирую всех участников Западной тысячи и всех других состязаний. А начну вот с чего, слушайте! — И Барни с пафосом продекламировал:
«Отовсюду, с самых далеких окраин, из всех уголков нашей великой страны съезжаются крепкие и отважные молодые австралийцы, воодушевленные надеждой выйти победителями на этом единственном в своем роде спортивном празднике и получить ценный приз. Здесь чемпионы — „Бегун со Снежной реки“, победитель „Разлива“, цвет „Наших избранников“. Шестьсот тридцать пять загорелых, мускулистых юношей, краса и гордость нации, заявили о своем желании…»
Лэмменс сухо прервал его:
— А вы написали объявление об эпсомских скачках?
— Вот оно, — ответил Барни и подал Лэмменсу большой лист.
Тот стал читать со скучающим видом:
«Состязания пони и шотландок. Эпсом, единственный и непревзойденный Эпсом. Эпсом, живописный Эпсом, излюбленный Эпсом. Понедельник. Понедельник. Понедельник. Новая дирекция. Выдача повышена. Честные сделки. Тщательная проверка. Строжайший надзор. Флемингтон в миниатюре».
— Ладно, сойдет, — сказал Лэмменс, причем на его длинном лице не отразилось ни малейшего восторга.
Лэмменсу не нравились рекламы Барни. «Робинсон всегда пересаливает», — говорил он Джону Уэсту.
Уязвленный Барни вернулся к себе и погрузился в очередной том Британской энциклопедии.
Наверху, в длинном зале, было шумно: возбужденные голоса игроков и выкрики клерков, которые, стоя перед огромными досками, занимались вычислениями и отвечали на телефонные звонки, — все сливалось в сплошной гул.
Зазвонил один из телефонов. Джон Уэст прошел за стойку и снял трубку.
— Да, — сказал он. — Слушаю.
Вокруг замолчали.
— Они уже на старте, — громко сказал Джон Уэст. — Заключайте пари! Помните, никаких ставок после того, как они выйдут на прямую.
Несколько игроков протиснулись к стойке. А Джон Уэст тем временем повторял вслух описание того, что происходило на Эпсомском ипподроме. Недавно он ввел эту систему передачи прямо с ипподрома, за двадцать лет предвосхитив практику радиовещания.
Толпа теснилась к стойке, чтобы лучше слышать. Народ был самый разношерстный: модные щеголи — любители конного спорта; безработные; рабочие, пришедшие сюда в свободный день; люди неопределенных занятий; конторщики; всякого рода уголовные личности, которые, если не сидели в тюрьме, играли днем в клубе, а по ночам — в игорном притоне.