Если бы сейчас, в 1916 году, доктор Мэлон жил в Ирландии, он, возможно, был бы настроен иначе, но он находился в Австралии, а повстанцы захватили часть Дублина, и Мэлона волновали патриотические чувства.
Видения кровавых боев, страх за старуху мать, оставшуюся в Ирландии, боль за судьбу своего народа, старая ненависть к Англии — все это проносилось в его голове бешеным вихрем. К этим мыслям примешивалось еще горькое ощущение бессилия и одиночества.
Тебя покинуть мы должны, Ирландия родная!
Напутствуй нас, сынов своих, как мать, благословляя
На жизнь в краю, где не гнетет нас Англии десница;
И все ж нам даже в смертный час твой цвет зеленый снится!
Он еще несколько раз перечитал газетные сообщения, потом быстро зашагал по лужайке к своему дому. Листья, красные и желтые, оранжевые и коричневые, ковром устилали траву и шуршали под ногами. В Мельбурне наступила осень, а в Дублине была весна, и повстанцы захватили часть города.
Мэлон прошел в свой кабинет и больше часу просидел за письменным столом в глубокой задумчивости. В эту ночь он не сомкнул глаз.
На следующее утро в газетах появилось заявление Конна — архиепископ скорбел по поводу кровавых событий и высказывал свое неодобрение шинфейнерам, прибегнувшим к насилию, — старик знал, что такова будет политика Ватикана, и сообщил об этом Дэниелу Мэлону, когда тот потребовал у него объяснений.
Они пререкались целый час. Дряхлый архиепископ оставался непоколебимым, несмотря на пылкую тираду против Англии, произнесенную его помощником, и просьбу о том, чтобы они по крайней мере держались нейтральной позиции, пока не выяснится, как смотрит на восстание их паства.
Наперекор старику, Мэлон выступил в печати с осторожной защитой восставших. «Я глубоко огорчен всем происшедшим и с величайшим прискорбием думаю о человеческих жертвах, — писал он, — но мы не должны забывать о фактах. Зная о том, что происходило в Ирландии до и после объявления войны, я не слишком удивлен этими событиями…» Дипломатически сославшись на то, что «архиепископ уже высказал свое отношение и, без сомнения, точно выразил мнение всех здешних католиков», Дэниел Мэлон осудил британское правительство за его уклончивую политику в отношении ирландского гомруля. «Надеюсь, — заканчивал он свою статью, — что те, которые уже сейчас требуют казней, сначала разберутся, кто же несет ответственность за это восстание».
До пасхальной недели 1916 года Дэниел Мэлон ни разу не высказывался публично о войне. Многие католики вступили в австралийскую армию, но немало было и таких, которые примкнули к движению против воинской повинности, приобретавшему все больший размах. Официальной, единой точки зрения на войну и воинскую повинность не существовало — католическая церковь держалась в стороне от всяких споров по этому вопросу. Но после ирландского восстания среди духовенства и ирландско-католической части рабочего класса усилились антибританские настроения. Дэниел Мэлон чувствовал, что атмосфера накаляется, и соответственно перестраивался на новый лад.