— Так, красавцы мои, пойдете вместе, на случай если ваша шайка вздумает отбивать вас. Наденьте Шляпу, мистер Уэст, и заприте свою лавку.
Джону Уэсту приходилось слышать, что Девлин не лишен благоразумия.
— Послушайте, начальник, — сказал он. — Вы уже сделали свое дело вчера вечером. Какой вам смысл заходить так далеко? Я человек щедрый. Может быть… гм… мы с вами… поговорили бы?.. Как вы думаете?
Девлин, казалось, начал колебаться; потом оглянулся на Грива с таким видом, словно был недоволен его присутствием.
— Да, — наконец сказал он угрожающе. — Мы с вами поговорим в участке о том, какой залог вам придется внести, чтобы вас отпустили на поруки.
Девлин и Грив повели братьев Уэст по Джексон-стрит.
Когда Девлин уже подписывал протокол, в участок явился Ренфри. Джон Уэст незаметно сунул ему деньги, и тот внес залог за освобождение на поруки.
— Есть новости, — шепнул Ренфри, когда все трое вышли из участка и направились вниз по Джексон-стрит. Ренфри считал себя правой рукой Джона Уэста и всегда старался показать свое усердие и расторопность.
— Я все разузнал, Джек, — сказал он. — Девлин строит обвинение на словах мисс Смит. Это дочь старой карги, у которой мы снимаем лавку. Она сказала ему, что за наем платишь ты или Джо. А у Девлина есть улики, что в этой лавке работает тотализатор. Значит, выходит, что вы оба держите тотализатор, понимаешь? — Он прищурил левый глаз и сбоку посмотрел на своего патрона.
— То-то я удивился, почему он так уверенно говорит. Ты откуда это знаешь?
— Броган сказал.
— А почему он не предупредил нас?
— Говорит, не знал. Говорит, Девлин сообщил ему только после облавы.
Джон Уэст мучительно искал выхода. На сей раз, вероятно, дело кончится штрафом, но если Девлин добьется обвинительного приговора, он будет устраивать облавы до тех пор, пока не прикроет тотализатор.
— Надо заставить эту девчонку взять обратно свои показания, — проговорил Джон Уэст.
Настроение его менялось несколько раз с той минуты, как Девлин вошел в лавку. Почувствовав, как железное кольцо замкнулось на его запястье, он вспомнил тот день, когда полиция надела наручники на Арти и увела его. По дороге в участок стыд и унижение заглушили все другие чувства. Он думал о матери, о том, как она будет горевать, узнав об аресте сыновей. Но, придя в участок, он успокоился, — чего ради волноваться, — и его охватила апатия. «Ну, приговорят к штрафу, только и всего», — говорил он себе.
Теперь ему предстоял выбор: он мог подчиниться необходимости и прикрыть тотализатор, но это значило бы снова стать нищим, беспомощным. Нескольких сотен соверенов ненадолго хватит. Нет, нет, он не сдастся, он должен выиграть это дело. Он не откажется от тотализатора, он будет по-прежнему загребать деньги и когда-нибудь станет богачом, даже миллионером!