Аэропорт. Приехали.
– Счастливого пути. Удачной поездки.
– Спасибо. – Кирилл расплатился с водителем. Вышли. Солнце светило вовсю, и ветер стих.
– Я же говорила, рассеется.
Кирилл с недоверием посмотрел на небо.
– Да, вроде рассеялось. Но неизвестно, что в Вашингтоне. Может, там нелетная. Пойдем в справочную, узнаем.
– Объявят, если что. Пойдем лучше где-нибудь посидим.
– Хорошо. Если хочешь…
– Хочу.
Кирилл засмеялся, поцеловал Аню в щеку и, обняв за плечи, повел в аэропортовский бар, самый ближайший от стоек регистрации.
– Что закажем? Кофе? Или, может, по коньячку, на посошок?
– Давай по коньячку.
Все равно, все равно. Никакой коньяк уже не спасет. Через полчаса объявят регистрацию, останется только очередь у стойки, «я позвоню тебе, как приземлимся» и таможенное «до свиданья» рукой, обернувшись, уже сквозь стекло.
И начнется «уже без Кирилла».
Принесли коньяк и мороженое.
Он заказал и мороженое?
– Ну давай, Анюта, за отъезд. Легкой мне посадки.
Они чокнулись, выпили. Кирилл закурил. Бармен подбежал с пепельницей. Могли бы заранее поставить, чтоб потом не бегать. Или сервис хотят показать – ни один ваш жест не останется незамеченным, мы тут же к вашим услугам!
– Я ведь еще никогда, никогда не был за границей.
Как будто она была!
– Знаешь, чувствую себя этаким мальчиком из провинции. Даже немного страшно. Этот таксист, Паша-прачка, – счастливейший человек. Я ему ужасно позавидовал. Представь себе, попасть на бразильский карнавал. Здорово?
– Наверное, здорово.
Нельзя было отменять поездку, нельзя. Он просто бы умер от горя.
– Мы тоже с тобой куда-нибудь съездим. Я уже точно решил. В августе выкрою себе две недельки, и смотаемся. Куда бы ты хотела?
В августе. Будет ли август? Если убийца вернется…
– Не знаю, мне все равно.
– Ну как все равно? Все равно быть не может. Хочешь в Венецию? А в Барселону? Может, в Прагу?
– Можно в Прагу.
Объявили начало регистрации. Кирилл занервничал, затушил недокуренную сигарету.
– Пойдем, Анют.
– Еще только начало. Ну хорошо, пойдем.
Он не виноват в том, что так суетится, что не может дождаться окончания прощания, в том, что расставание на три недели для него не трагедия, в том, что он все же летит, несмотря ни на что!
Очередь у стойки совсем небольшая. Потому что регистрация только начинается. Потому что никто так не торопится улететь, как Кирилл.
И на таможню он, конечно, первым придет. Чтоб скорее отмахать и освободиться. Но он не виноват, просто боится, что она опять расхнычется и про старуху начнет вспоминать.
Не начнет, не начнет. И не расхнычется, как-нибудь уж дотерпит до дому. Только…