на эта не нужна народу, ни русскому, ни австрийскому:
«В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и
еще новые полки приходили из России, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Брау-
нау».
Кто мог тогда предполагать, что почти через сто лет в этом самом Браунау родится мальчик,
чье имя проклянет человечество в двадцатом веке, — Адольф Шикльгрубер. Став взрослым, он возьмет
себе фамилию Гитлер и, забыв уроки Наполеона, поведет свои войска в Россию...
А пока Браунау — маленький австрийский городок, где находится главная квартира Кутузова и
куда собираются русские войска, среди них — пехотный полк, в котором служит разжалованный в
солдаты Долохов.
У генерала, командира полка, одна забота: «лучше перекланяться, чем недокланяться». Поэто-
му усталые солдаты после тридцативерстного перехода «не смыкали глаз, всю ночь чинились, чи-
стились»; поэтому такую ярость вызывает у генерала неположенный цвет шинели Долохова; поэто-
му «звуки усердных голосов, перевирая», повторяют приказ:
«Командир третьей роты к генералу! командира к генералу, третьей роты к командиру!..» И,
наконец: «Генерала в третью роту!»
18
Поэтому генерал кричит на командира третьей роты Тимохина, пожилого заслуженного офицера;
называет злосчастную шинель Долохова то сарафаном, то казакином; не без юмора замечает: «Что,
он в фельдмаршалы разжалован, что ли, или в солдаты?..» — и, распаляясь, утверждаясь в своем гне-
ве, который уже ему самому понравился, останавливается только перед наглым взглядом Долохова и
его гордым звучным голосом: «Не обязан переносить оскорбления».
Роман Толстого называется «Война и мир», — уже в этом названии контраст, резкое проти-
вопоставление будней войны и будней мира; казалось бы, на войне все иначе, все по-другому, чем в
мирной жизни, и люди проявят себя здесь не так, как в светских гостиных; выступит иная, лучшая их
сущность...
Оказывается, ничего подобного. Отчаянный и наглый Долохов остается самим собой; в солдат-
ском строю он тот же, что в разгульной компании Анатоля Курагина. Полковой командир, «плот-
ный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому», не был нам знаком
раньше, но «а его месте мы легко можем представить себе знакомого нам князя Василия, — он
вел бы себя точно так же, и девиз «лучше перекланяться, чем недокланяться» вполне бы ему
подошел. Мы еще не видели на войне князя Андрея, но не можем себе представить, чтобы он испу-
гался генерала, как Тимохин, или был озабочен переодеванием солдат, как генерал. Зато очень лег-