быть, может пасть подозрение...
Потеряв голову, весь дрожа, он врывается в трактир, где Телянин как раз вынимает коше-
лек, чтобы расплатиться, и успевает только сообразить, что нельзя говорить при всех, — он та-
щит Телянина к окну и шепотом говорит ему: «Это деньги Денисова, вы их взяли...»
«— Что?.. Что?.. Как вы смеете? Что?.. — проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов
услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал ра-
дость, и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо
было до конца довести начатое дело».
Чувства, охватившие Ростова, так понятны: он по-детски счастлив, что с него снято подозрение
(хотя никто его не подозревал); он рад и тому, что Лаврушка не виноват (хотя знал это и раньше);
он полон омерзения и ненависти к Телянину, и в то же время брезгливая жалость охватывает его, и от-
чего-то делается стыдно, как всегда стыдно хорошему человеку при виде подлости.
Николай думает, что все вокруг должно идти по справедливости. Офицер украл деньги у товари-
ща — это позор; следовательно, вор должен быть опозорен перед всеми; следовательно, нужно ска-
зать о его поступке полковому командиру.
Ростов так и делает, а полковой командир отвечает ему, что он лжет.
В той простой и правильной мужской жизни, какой хочет жить Ростов, в подобных случаях
вызывают на дуэль. Он так и объясняет товарищам: «...я не дипломат. Я затем в гусары и по-
шел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу. . так пусть даст мне удовле-
творение...»
Но все оказывается совсем не так просто: товарищи не поддерживают Ростова, они на стороне
полкового командира: «Спросите у Денисова, похоже это на что-нибудь, чтобы юнкер требовал удовле-
творения у полкового командира?» — говорит пожилой опытный офицер. — «Вы не хотите извиниться,
а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты...
Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из-за од-
ного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по-вашему? А, по-нашему не так».
Кто же прав? Все офицеры — и Денисов в их числе — согласны со своим пожилым товарищем;
Ростов, «краснея и бледнея», оправдывается: «вы напрасно обо мне думаете так... я... для меня... я за
честь полка...» Но извиниться он отказывается: «ей-богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться,
точно маленький, прощенья просить?»
Столкнулись два разных представления о чести и бесчестье. Для Николая бесчестье — обнару-