— Вон она.
— Вот и держи ее, как все! Что ты торчишь как бельмо на глазу?! Я прибью тебя когда-нибудь, ты меня еще на прошлом концерте со стикером достала!
— Ну... — промямлил оторопевший Пашка, — она не то чтобы бельмо на глазу...
— Не лезь! — рявкнула Лерка, и Пашка тихонечко слинял от греха.
Начиналось второе отделение, я схватила папку и пошла на сцену.
Недовольно отпела «Свете тихий», отбиваясь от Лерки, которая периодически больно щипалась, и пытаясь поймать Пашкин взгляд в зрительном зале, чтобы состроить ему козью морду. Постепенно музыка взяла свое, все умиротворилось и встало на свои места. О Пашке забыли...
Мы переодевались после выступления, когда вбежал Пашка — и с ходу к дирижерке. Скороговоркой отчитавшись о буйствующей публике, выдал: — А чего Лада стоит с пустой папкой? Это еще хуже, чем без.
Я в это время снимала чулок, поставив ногу на стул. Услышав финальную фразу, остановилась, соображая, что теперь лучше — снять чулок или натянуть его назад, потому что, видимо, сейчас придется бежать.
— А тебе какая разница? — вызывающе спросила подруга, застегивая шорты. — Пустая папка тебя чем не устраивает?
— Ну просто, у всех полно нот, и папки выглядят белыми, а у нее — черная, и она в нее никогда не смотрит.
— А ты сам хоть иногда смотри куда-нибудь в другую сторону, а не на нее, тогда не будет так заметно!
Это было несправедливое и обидное обвинение: Пашка никогда не проявлял ко мне интереса, его душа болела о Чистом Искусстве, а не в корыстных целях.
— Ты что, думаешь, я нарочно на нее смотрю?! Просто ее видно — все вниз смотрят, а она наверх.
— Не наверх, а на дирижера! — язвительно поправила подруга.
Тут надо заметить, что дирижерка в процессе обычно молчала, потому что мечта любого дирижера — чтобы исполнители смотрели на него не отрываясь, только тогда можно держать музыку на кончиках своих пальцев.
— Ну все равно — это видно!
— Слушай, ты, замполит, ты чего ко мне пристал?! У тебя по существу ко мне претензии есть?! Или только по форме?
— Не трогай его, он дело говорит! Чтобы назавтра стояла с нотами! — отрезала Лерка.
— Да где ж я их возьму?
— Мне плевать, где ты их возьмешь, но чтоб ноты завтра были!
Вечером я обошла девиц и похристарадничала ненужных ноток. Мне надавали всякого мусора, я в столбик записывала, у кого что брала. Много не насобиралось, но на вид ничего, сойдет.
На следующем концерте пропела первое отделение над открытой папкой, ругаясь на Пашку: вот принес же черт на мою голову! Лерка немного подобрела, перестала шипеть и щипаться, а я, привыкнув к поражению, смирилась и даже плюнула на это дело — ну ладно, постою с папкой.