Глянув на часы, он заахал — уже работала милиция и надо было поспешить, пока не разошлись, не разъехались по своим делам следователи.
— Ванда! — крикнул он. — Кофе!
В ванной он по привычке взял электробритву, но бриться не стал, решив, что и так сойдет, — дорога была каждая минута. Поплескав водой в лицо, одевшись, он большой чашкой кофе осадил похмельную муть и, сопровождаемый женой, отправился в уголовный розыск.
Децкие жили в центре, до горотдела милиции добрались за десять минут; здесь по подсказке дежурного сержанта они поднялись на второй этаж, причем Децкий дважды цеплял ногой за ступеньки — все же давался ему знак остановиться, повернуть и бежать прочь. На втором же этаже все пошло с волшебной, можно сказать, скоростью. Только Децкие ступили в коридор, тускло освещаемый дневным светом через торцевые окна, и, замедляя шаги, пошли вперед, как вдруг прямо перед ними отворилась дверь кабинета с номером 207 и вышел к ним, словно давно их уже ожидал, молодой энергичный мужчина и спросил:
— Вы к кому, товарищи? Может, ко мне?
— У нас деньги украли, — сказал Децкий и почувствовал, как холодно и страшно сжалось сердце.
— Сколько? — быстро спросил мужчина.
— Двенадцать тысяч, — отвечал Децкий тихо.
Мужчина сочувственно вздохнул и пригласил супругов в кабинет.
Светло и прохладно было в комнате, в открытое окно лезла крона молодого каштана, и в густоте листвы высвистывали в два голоса, как показалось Децкому, синицы. Расселись; мужчина представился: он — инспектор уголовного розыска, майор Сенькевич, готов внимательно выслушать. Настал черед Децкого рассказывать обстоятельства пропажи денег. Следователь и впрямь слушал внимательно, с расположением, иногда успокоительно кивал. Дослушав, он попросил показать сберкнижку. Децкий вместе со сберкнижкой отдал паспорт; следователь обстоятельно изучил и паспорт. Потом пустился в дотошные расспросы: на каком этаже квартира; были ли закрыты окна; что еще исчезло из ценных вещей; где Децкий работает, где Децкая работает; бывали ли в квартире малознакомые люди; когда Децкие вернулись с дачи; не приметили ли по прибытию чего-либо странного, следов чужого пребывания и тому подобное.
— Очень занятное дело! — сказал наконец следователь и, достав из папки какой-то стандартный бланк, стал его заполнять.
Децкий понял, что заводится дело, и вдруг почувствовал себя зябко, потерянно, неуютно. Ни одной неприятной мысли не было в уме, наоборот, за длинным рассказом о хищении к нему пришло спокойствие, но белый лист бумаги, по которому быстро бегало „вечное“ перо, это спокойствие разрушил; у Децкого возникло ощущение, что на спину ему кладется гнет.