— По моим подсчетам он пришел к отцу без четверти семь. Мы с Иваном были в лесу. За прудами, если вы заметили, растет кустарник, за ним луг, а за ним лес — вот в этом лесу. Мы пробыли там до девяти. Не думаю, что нас могли видеть, мы были очень осторожны.
— А вы не помните, — спросил я, — Северин летом своих родных навещал?
— Нет, не выпадало.
— Ну, а письма, просьбы с оказией, приветы?
— Да какая там оказия! Впрочем, все могло быть, но я не припоминаю.
— А прежде вы бывали в доме Володковичей?
— Нет, никогда, я не знаком с ними.
Плохо, подумал я, значит, ничего о домашних Северина ему неизвестно. Но если и бывал бы в доме, что с того? За полгода переменились многие люди круто: кто был добр — обозлился, кто был склонен к подлости — вконец оподлел, кто прежде повстанцам «ура!» кричал — теперь боится сухую корку подать.
— Август, мне вот что непонятно, — спросил я. — Северин — помещичий сын. Какой пользы он ожидал от восстания?
— Свободы! — сказал Август. — Мы хотели свободы и правды!
— Свободы без имущества не бывает, — возразил я.
— Думалось так: крестьянам достаточные наделы земли без выкупа в полную собственность и всем равные права в республике.
— Отчего же крестьяне вас не поддерживают[9], не идут в отряды?
— Как же не идут. В нашей партии половина были крестьяне.
— А помещикам что республика обещает?
— Не о них забота, — сказал Август. — За малым исключением — все они кровососы, до такого невежества довели людей, что своей пользы не понимают. Вы говорите, в отряды не идут. Ведь запуганы, прибиты, обмануты, боятся. И оружия нет. С косой против войск — дело пустое. Выследят отряд, стрелки, драгуны окружат — в плен не берут. Я сам видел людей — по десять пятнадцать штыковых ран в теле. Звери! — сказал Август. — В последнем бою нас преследовали две стрелковые роты Ингерманландского полка и казаки. С трех сторон двойная цепь, с тыла — болото. После шести атак мы стали отступать. А некуда — голое болото, вода выше колен, кочки и ямы. Они расстреливали нас в спины. Кто пытался помочь раненому товарищу, привлекал рой пуль и падал сам. Люди тонули, захлебывались водой. Кто из раненых просил о пощаде, в того вонзали штыки. Я это видел, и Северин это видел… За болотом начинались кусты. Здесь мы встретили цепь залпом и схватились врукопашную. Все остервенели. Дрались штыками и прикладами, у кого не было ружья — бил ножом, душил солдат руками. Из наших двух плутонгов осталось в живых всего девять человек. Ненависть того дня и сегодня во мне.
— А сколько вас было? — спросил я.
— Было много. Было сто тридцать шесть.