В мае пятьдесят пятого года великий гетман Януш Радзивилл подчинил Великое княжество протекторату шведского короля Карла X. Немедленно на Жмудь и Литву хлынули шведские дивизии. Несогласные с Радзивиллом белорусские и литовские полковники, спасая войско, начали отступать на Гродненшину. Бежал под шведским натиском и затерялся на время польский король. Тут же позарился получить эту корону Карл X. Не удержался послать послов для обговора своей кандидатуры Алексей Михайлович. И вроде бы были у него веские основания. Уже и вирши сложили в обгон событий быстрословные барды, зарифмовав в титул новое территориальное приращение. Но так же быстро и затерлись эти стишки из опасности смертного наказания за фальшивое пророчество. Возник Ян Казимир, и бывший его кардинальский опыт подсказал небывалое средство мобилизации: Богоматерь была объявлена королевой Польши и великой княгиней в княжестве Литовском. Не воевать за родину стало как бы религиозным преступлением… Затем последовало замирение Алексея Михайловича с королем, затем опять размирились… Обиженные царской неправдой мужики изменили свое отношение к стрелецким потребностям. Полковник казацкий Иван Нечай рассорился с царем. Атаманы тысячных мужицких отрядов, получив шляхетское достоинство, перешли на королевскую сторону… И как ни удивительно, но сохранилась после истребительной резни прежняя пропорция иноверцев. Как, кажется, ни старались вырубить один одного, однако не вырубили; оказалось, что всех не перебьешь… И вот уже вновь стоит на алтаре ксендз, отсидевшийся в дымоходе, и униат, соединившись с товарищем, идет в побитую церковь, держась за саблю, в мрачной решимости или погибнуть, или войти в нее против запрета, чтобы расправить свою помятую страхом честь, снять с себя позорную грязь тех луж, по которым спасался он от улюлюкающей оравы противников. И уже православное воинство, выпустив злобу, подогретую яростным призывом попов, сейчас отдыхало в молитве о прощении грехов, совершенных ради истинной веры. А в другой местности, наоборот, тоскливо вздыхал католик, прося перед иконой забыть его немилосердное дело, и униат, застреливший православного, шел в церковь, не трогая другого православного, пережившего час убиения в подпечье… И шведы растратились силами в войне против нескольких народов… Все это каким-то странным образом крепко сцепилось и привело третьего мая шестидесятого года к Оливскому миру Польши и Великого Княжества Литовского со Швецией.
Литовские и белорусские полки стали стягиваться в Кейданы, и вот тогда наступило затишье для дивизии Полубенского, в рядах которой воевал против шведов наш герой. Пореженные полки требовали отдыха и пополнения, их распустили на короткую побывку, и они пошли спешным маршем на родину, к той, долгие годы снившейся счастливыми воспоминаниями, радостной, как бы райской после смертельных покосов, домашней жизни.