Олег Гончаренко в книге «Белоэмигранты между звездой и свастикой» совершенно справедливо отмечает: «Большинство нижних чинов армии было уверено, что командованием уже составлен план действий, и что их отплытие за границу будет лишь одним из отвлекающих маневров на пути к победоносному возвращению в Россию для окончательного изгнания духа большевизма. Встречаемые на этом пути трудности – лишь одни из тех, многих уже пережитых в этой длинной череде дней, недель месяцев борьбы за правое дело… Так же мыслили и не армейские люди, особенно нижние чины. Из России отбывали за рубеж низы, желающие жить по старому, так как другую жизнь не представляли, они уезжали следом за «барином»».
Что же касается верхов, то со времён Ивана Грозного их так сильно ещё никто не пугал, но тот урок, и главное, ту общественную организацию, называемую «Опричнина», они уже успели забыть и сильно к началу ХХ века обнаглеть. Обнаглеть так, что легче оказалось всю эту сволочь выгнать из страны, чем попробовать вразумить её.
Кстати, эта же история, почти в деталях, повторяется и в начале XXI века. Нынешняя элита с «Рублёвок», решившая копировать «барина и барыньку», тоже рискует доиграться. Её поумнение свелось лишь к тому, что она стала скупать недвижимость за рубежом, сразу выстраивая для себя запасной аэродром. Причём это не только самый верх, но даже поселковые чиновники с российских окраин. Все везут свои «капиталы», сколоченные на разворовывании страны и обворовывании соотечественников, за рубеж, в надежде, что в лихую годину удастся смыться. Это вряд ли. В лихую годину на поверхность выходят отнюдь не законопослушные граждане, и они останавливают всё, в том числе отлёты и отъезды. Но, это перспективы…
Что касается прошлого опыта, который в России имеет тенденцию к возвращению, то очень интересную классификацию по группам населения и их поведению приводит Г. Фёдоров в книге «Путешествие без сантиментов» // Сборник «Константинополь – Галлиполи», 2003 г.//: «Сразу бросились в глаза три категории: высшее начальство и их семьи… полковники, штабное офицерство, штатские пшюты, всевозможных калибров предприниматели, богатые коммерсанты с семействами, банкиры и «прочая в этом роде». Вторая категория – обыкновенные жители… мирные, запуганные обыватели – мещане, … и, наконец, третья категория – просто военные, рассеянные и отступившие… с фронта воинские части… военные школы и прочая публика в этом роде». Буквально на третий день пути, согласно приказу по кораблям, гражданским лицам, нижним чинам и беженцам было предписано освободить каюты и занимаемые ими кают-компании для высших чинов армии. Без особого энтузиазма, публика подчинилась приказу, грозившему ей??? в случае неподчинения, наказанием, постепенно переместившись в проходы между каютами и наружные коридоры. Кто-то оказался на палубе, немногие счастливцы нашли себе места на медных решётках, закрывавших «кочегарки» гражданских судов… А когда наступала ночь и густая тьма окутывала небо, море… из кают – компаний неслось пьяное разухабистое пение цыганских романсов, и доносился до нас характерный звук вылетающих пробок из бутылок пенного шампанского. Там цыганскому пению вторил визгливый, раскатистый женский смех… Так плыли мы и «они». Поразительно, но подобные примеры классовой сегрегации пережили не только сам поход через Чёрное море, но ещё долгое время оставались живы и в других средах зарубежной общественной жизни русской эмиграции… в Париже можно было увидеть окаменелость бюрократического мира и восковые фигуры представителей большого света в уголке Яхт – клуба, перенесённого в Париж, во всём нетронутом виде со своими неискоренимыми навыками, с роскошными обедами, с неизжитой психологией, с протягиванием двух пальцев людям другого круга, с понятиями, не шедшими дальше того, что всё должно быть восстановлено на прежнем месте, как было, Яхт-клуб, прежде всего, а всё остальное после… когда после тонкого завтрака за чашечкой кофе, с ликёрами, с коньяком, с сырами разных сортов и фруктами среди разговора о благотворительном спектакле, о литературной новинке и последней лекции,